Эльза пошарила рукой по каминной полке, ища спички. «Представляете, нашла мои любимые, ещё довоенные бычки!» — сказала она. — «Доброе старое время. Когда не было этой проклятой — будь она неладна! — войны. Это Белла молодец — выискала для меня!» Эльза, наконец, нашла коробок, потом запустила руку в свою бездонную сумку и извлекла пачку сигарет. Прикурила, как гусар, — стоя, по-военному, выпуская дым через ноздри.
— Уф-ф, — произнесла с наслаждением. — Итак, чем вы с Фредерико занимались? — спросила она Джулию.
— Ничем особенным. Он писал.
— Уф-ф, — попыхивая сигареткой, Эльза заметила горделиво, как наседка, высидевшая яйцо феникса, — ну пишет и пишет — нам-то что?
Но прозвучало это на удивление заботливо: неужели и сейчас Рико не откликнется?
Нет — поднимает голову:
— Говоришь, г-жа Амез?
— Вот-вот, она самая. Я говорю, Фредерико, что у тебя за такие мужские чары (этот удар ниже пояса предназначается, ясно, для Джулии), что ты даже эту маленькую драконшу заставил улыбнуться и спросить: «Г-жа Фредерико, как поживает ваш знаменитый муж?»
И пошло-поехало. Эльза вошла в раж, изображая, с сигаретой в руке, г-жу Амез: как та подносит к губам янтарный мундштук, — получалось, правда, не очень похоже.
— Мужские чары? — повторил Рико. — Я просто отметил, что она сменила бусы.
— Бусы? — переспросила Белла, накрывавшая на стол.
— Да, бусы, — подтвердил Рико. — Вчера вечером на ней были бусы из венецианского стекла, а сегодня днём она надела другие бусы, тоже стеклянные. Вот я и сказал, столкнувшись с ней на лестнице: «Г-жа Амез, у вас потрясающая коллекция бус — мне эти нравятся даже больше, чем те, что я видел на вас вчера».
Сказав это, он запрокинул голову и злорадно засмеялся.
— И представляете, она купилась!
Значит, люди «покупаются» на его слова? Так, что ли? И он не гнушается никакой рыбёшкой, даже самой мелкой? Джулии вдруг стала противна маска на его лице — где-то она уже её видела, эту резную маску с прорезями для рта и для глаз. Эту рубенсовскую — а, может, тициановскую? — рыжую бородку. Этот рот, как у Сатира (особенно, когда он смеётся злорадно, как сейчас). В какие-то доли секунды он запечатлелся в её сознании весь как некий образ-символ: рыжебородый Сатир, хищник с рогом изобилия в руке. Верхний ряд зубов открыт — ничем не примечательные зубы, кроме одной маленькой подробности: это зубы хищника, зубы зверя. От смеха у глаз образовались морщинки, глаза превратились в щёлочки аж до самых ушей. Он — само воплощение взрывной вулканической породы: для него лучше всего подойдёт керамическая маска из обожжённой на солнце глины — разрисованная, разумеется. Сверху, по линии волос, — фруктовая ветка, увитая плодами, в духе делла Роббиа
