С любопытством, как бы со стороны вслушивался я в это обращение к привидению, в это заклинание тени, давным-давно сошедшей в призрачный город мертвых, украшенный рядами крестов со свастикой.
Но консул разглядывал меня, живого, стоящего между ним и тенью Вайделя, с холодным вниманием.
– Вас зовут Зайдлер, а пишете вы под именем Вайделя. Почему?
– У писателей это часто бывает, – ответил я.
– Что заставило вас, господин Вайдель-Зайдлер, добиваться мексиканской визы?
На этот строгай вопрос я ответил со скромной откровенностью:
– Я ничего не добивался. Я принял ту визу, которую мне предложили первой. Меня это устраивало.
– Скажите, пожалуйста, господин Вайдель-Зайдлер, почему вы никогда не хлопотали об американской визе, которую вы могли бы получить к а к писатель, подобно большинству ваших коллег?
Я ответил консулу:
– Куда бы я мог подать такое прошение? Кому? Каким образом? Ведь я был выключен из жизни. Немцы вошли в Париж. Наступила ночь…
Он постучал карандашом по столу.
– Однако посольство Соединенных Штатов продолжало свою работу на площади Согласия.
– Откуда я мог это знать, господин консул? Я больше не ходил на площадь Согласия. Таким, как я, нельзя было показываться на улице.
Консул наморщил лоб. Вдруг я заметил, что за его креслом машинистка протоколирует допрос, который он мне учинил. Стук пишущей машинки еще усугублял тот общий шум, которого жаждут люди, боящиеся тишины.
– Каким образом вам, господин Зайдлер, удалось получить мексиканскую визу?
– Должно быть, этому способствовало благоприятное стечение обстоятельств, – ответил я, – ну, и хлопоты каких-то добрых друзей.
– Почему же каких-то? У вас есть друзья в кругах, близких бывшему правительству бывшей Испанской Республики, которые теперь связаны с определенными кругами, близкими нынешнему правительству Мексики.
Я подумал о бедном покойнике, похороненном так поспешно, о жалком чемоданчике, оставшемся после него…
– В правительстве? – воскликнул я. – Друзья? Да что вы!
– Вы оказывали известные услуги бывшей республике, – продолжал он. – Вы сотрудничали в ее прессе.
Я вспомнил о пачке исписанных листов на дне чемоданчика, о той запутанной сказке, которая захватала меня в один печальный вечер… Как давно все это было!
– Никогда я не писал в республиканской прессе! – крикнул я.
– Простите меня, но мне придется освежить в вашей памяти некоторые факты. Так, например, существует написанный вашим пером и переведенный на многие языки рассказ о расстреле в Бадахосе…
