С визой, полученной в мексиканском консульстве, я побежал в то управление, которое ведало делами иностранцев с временной пропиской. Тучный чиновник оглядел нас группу людей, обладавших всевозможными визами, просроченными пропусками и справками об освобождении из концлагерей, – с таким видом, будто мы приехали не>: из других стран, а с других планет, а привилегия постоянного проживания в Марселе по праву принадлежала только жителям Земли. Меня он направил, в другое ведомство, потому что такое многократное продление прописки, как у меня, либо вообще недопустимо, либо должно быть оформлено этим другим ведомством.
Вы ведь сами знаете, что творится на улице Станисла Лорэн: Вы сами, наверно, не раз стояли в дождь и снег в той странной очереди, которая ежедневно выстраивалась там нынешней ужасной, голодной зимой за куском хлеба, вернее, за тем, чтобы получить право съедать этот кусок хлеба в Марселе. Люди ждали часами; чешские и польские добровольцы, оказавшиеся теперь никому не нужными даже в качестве пушечного мяса – ведь с врагом перестали бороться; бывшие солдаты – нищая братия, побросавшая свое уже бесполезное оружие, те, кто по какой-то случайности до сих пор еще не расстался с жизнью или делал вид, что еще жив, – все они обязательно должны были здесь регистрироваться. Я повстречал в этой очереди моего маленького Дирижера, лязгавшего зубами от холода. Казалось, он вылез из могилы, чтобы еще раз зарегистрироваться вместе с живыми. Там же я встретился со своим соседом легионером, там я увидел цыганку, привязавшую своих детей платком к спине; там же пришлось стоять и мне.
Вы знаете также, как выглядит этот ад изнутри. Орава очкастых дьяволиц мечется вдоль стен, вытаскивая лапками с красными полированными коготками бесчисленные досье. В зависимости от того, к какой дьяволице попадешь – позлее или подобрее, – ты уходишь из ада осчастливленным или скрежеща зубами. Меня они одарили новым предписанием: мне было сказано, что я получу «временное право на жительство», если принесу документ, указывающий точную дату отплытия парохода и транзитную визу в Соединенные Штаты.
Вконец обалдевший, я зашел в «Мон Верту», чтобы хоть немного отдышаться. Едва переступив порог кафе, я увидел ее. Она стояла, прислонившись к стене у того столика, за которым я обычно сидел. Я не растерялся и сел на свое излюбленное место. С минуту ее ладонь еще лежала на спинке моего стула. Из-за соседнего столика ко мне наклонился какой-то человек и сообщил, что на этой неделе ему удастся уехать в Оран на транспорте, груженном бобинами проволоки, – он уже раздобыл в английском консульстве транзитную визу в Танжер. Он шептал громко, словно суфлер. Завертелась входная дверь, и в кафе вошла моя соседка по отелю со своими догами. Собаки приветствовали меня дружелюбным лаем. Она крепче натянула поводок и, смеясь, помахала мне рукой. За столиком напротив, двое мужчин ожесточенно спорили о том, каким способом в Гибралтаре создавали дымовую завесу, как только появлялся какой-нибудь пароход. А ее рука все еще лежала на спинке моего стула. Я поднял глаза. Ее каштановые, неровно подстриженные волосы были небрежно прикрыты капюшоном. Вдруг она зажала уши руками – только этот жест и был здесь уместен – и стремительно выбежала из кафе.
