Писарь все время стоял у весов.
- Еще только полтора килограмма! - наконец скомандовал он мне. - Для штабного довольствия!
- А у меня только вот... - растерянно промолвил я и показал полбуханки.
- Только всего?! - испуганно спросил писарь. - Значит, обвесили вас в пекарне! Я тут не мог ошибиться!
- А может, наши весы?.. Выверялись ли они?..
- Сам выверял, - уверенно промолвил писарь. - Весы правильные! Может, излишне правильные - это другое дело...
- Что же будем делать? - не слишком встревоженно спросил я.
В душе был доволен тем, что всем взводам хватило хлеба. А могла быть и большая недостача.
- Что делать? - переспросил писарь. - Командира роты и политрука обеспечим, а сами проживем без хлеба. Думаю, что завтра вы будете...
Писарь не дал точного определения моей деятельности, но нетрудно было догадаться, что он хотел сказать.
Идя в штабную хату, он приостановился возле двери, снял очки и начал старательно их протирать. Я с полбуханкой хлеба в руках стоял рядом.
- Вы раньше не имели дела с цифрами, с весами?.. С распределением, так сказать?
- Не имел.
- Я это чувствую... Хоть считаю вас человеком образованным и опытным... Не во всем, конечно. Человеку и не под силу знать всё. Особенно в сфере обеспечения. Я двадцать лет проработал в продмаге, а вот видите!.. С первого раза дал маху.
- Почему так? Взвешивалось у нас все точно.
- Потому и не хватило хлеба. - Писарь повел глазами на полбуханку, которую я держал в руке. - А еще же старшинихе надо дать.
- Какой старшинихе? - удивился я.
- Той женщине, у которой Заминалов квартирует. Торчит тут под окном. Не дай ей, так из зубов вырвет!
Я снова посмотрел на оставшийся хлеб, с болью в душе подумал, как его делить на троих. А писарь между тем заметил:
- У вашего предшественника не было недостачи. Ни разу! Зато - излишки были. А это тоже плохо.
"Откуда же излишки? - Это еще больше насторожило меня. - Может, в пекарне он умудрялся получать больше? Но там же долговязый кладовщик тоже своего не упустит".
Противно было обдумывать все это, никогда в жизни не сталкивался я с такими делами, но теперь обстоятельства вынуждали: знал, что завтра снова придется идти пешком за хлебом, снова надо будет делить его по взводам. Тут воинская обязанность, от нее не откажешься. Лежать в окопах, стрелять по врагу, идти в атаку - тоже не было привычным для меня. Однако если надо было, то делал все это. Теперь вот кажется, что легче было бы снова ринуться в атаку, чем разделить эту краюху хлеба, что держу в руке. Вздрагивает моя рука, немеют пальцы, кажется, что полбуханка постепенно тяжелеет и твердеет. Пальцы уже не ощущают мякоти. И я беру хлеб в другую руку. В этот момент ловлю себя на том, что жадно гляжу на хлеб и снова чую его манящий запах: хочется отломить корочку и бросить в рот. И не есть, не жевать, а держать во рту и сосать. Вряд ли есть на свете что-нибудь вкуснее, чем корочка от свежей душистой буханки!
