А как отец целовался! После той вечеринки они не вылезали из постели все выходные и три дня следующей недели… Мне такие подробности не требовались, только маму было не остановить. Выпив второй бокал вина, она уже ни к кому конкретно не обращалась — просто говорила вслух.
— Эх, могли бы мы танцевать все время! — вздыхала мама. — Если бы мы танцевали без остановки, то не расстались бы никогда!
Мама бросила работу в турагентстве и перебралась к папе. Он тогда еще не занимался страхованием, а водил фургон и продавал на ярмарках попкорн и хот-доги. Вечерами они катались вместе и порой даже не возвращались ночевать в квартиру, особенно если заезжали далеко на север или к океану. Под сиденьем у них всегда лежал спальный мешок. Одного на двоих вполне хватало.
— Разумеется, попкорн на ярмарках хорош только летом, — говорила мама.
С холодами они подались во Флориду. В Форт-Лодердейле мама устроилась в бар подавать «Маргариту», папа торговал хот-догами на пляже. И каждый вечер они ходили на танцы.
Слушая такие рассказы, я ел медленно-медленно, потому что знал: кончится ужин, мама спохватится и встанет из-за стола. Пока она вспоминала прошлое, Флориду, фургон с хот-догами, планы поехать в Калифорнию и пробиться в эстрадное шоу, ее лицо менялось. Так случается, когда люди слышат по радио песенку из детства или видят на улице пса, такого же, какого держали в юности, бостонского терьера или колли. Такое лицо было у моей бабушки, когда она услышала, что умер Ред Скелтон[8]; или у мамы — в день, когда папа приехал к нам с младенцем и сообщил, что это моя сестренка. К тому времени отец не жил с нами уже больше года, но именно младенец «добил» ее.
— Я уже забыла, какие они, малыши, — пробормотала мама, когда папа уехал. В тот момент лицо у нее словно поплыло или, точнее сказать, сморщилось. Потом она взяла себя в руки. — Ты был в сто раз симпатичнее, — выдавила она.
В ту пору мы еще куда-то выезжали — и мама рассказывала истории по дороге, но потом сиднем засела дома — и начались истории за ужином. В основном грустные, но я не хотел, чтобы они кончались. Только отложишь вилку — рассказ обрывается, даже если история не закончилась — у маминых историй конца нет, — и ее лицо становится обычным.
— Нужно убрать со стола, — говорила мама, — а тебя уроки ждут.
Все закончилось, когда родители продали фургон с хот-догами и вернулись на север. Исчезли танцевальные телешоу, на которых, можно сказать, они выросли. Они пересекли страну, не заметив, что «Шоу Сонни и Шер» и «Хороший час Гленна Кэмпбелла» отменены. Впрочем, мама несильно горевала, ведь теперь больше всего на свете хотела вовсе не танцевать в телешоу. Она хотела ребенка.
