Нам подают дымящиеся чашки. Блестящая черная жидкость вызывает у меня отвращение — я никогда не была в восторге от этой бурды. Надеюсь, она хотя бы поможет мне не свалиться с ног. Финник подливает мне сливок и тянется к сахарнице.
— Хочешь сахару? — предлагает он прежним игривым голосом.
Совсем как тогда, при нашей первой встрече. Мы стояли в окружении лошадей и колесниц, разодетые и разукрашенные на потеху толпе, — еще не союзники. Воспоминание вызывает у меня улыбку.
— На вот, так вкуснее, — добавляет он уже нормальным тоном, бросая мне в чашку три куска сахара.
Уходя, замечаю недовольный взгляд Гейла, направленный на меня и Финника. Что на этот раз? Неужели он в самом деле думает, будто между нами что-то есть? Может быть, он видел, как я прошлой ночью ходила к Финнику? Я как раз шла мимо Хоторнов. Гейла задело, что его компании я предпочла Финника. Впрочем, сейчас мне не до этого. Жутко горят натертые веревкой пальцы, глаза слипаются, съемочная группа ждет невесть чего. И Пит в руках Сноу... Пусть Гейл думает все, что ему заблагорассудится.
В новой гримерной подготовительная команда засовывает меня в костюм Сойки-пересмешницы, приводит в порядок волосы и наносит легкий макияж быстрее, чем успевает остыть мой кофе. Десять минут спустя вся группа сетью запутанных коридоров и переходов пробирается к выходу на поверхность. На ходу допиваю кофе. Оказывается, сливки и сахар значительно улучшили его вкус. Опрокидываю в рот гущу, осевшую на дне чашки, и чувствую, как по жилам разливается приятное тепло.
Вот и последняя лестница. Боггс дергает рычаг люка. В шахту врывается свежий воздух. Я вдыхаю его полной грудью и впервые позволяю себе признаться, как опостылел мне бункер. Мы выходим в лес, я поднимаю руки и касаюсь листьев. Некоторые уже начинают желтеть.
— Какой сегодня день? — спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно.
Боггс говорит, что на следующей неделе начнется сентябрь.
Сентябрь. Значит, Сноу держит Пита в своих когтях уже пять или даже шесть недель. Я разглядываю лист у себя на ладони и замечаю, что она дрожит. Ничего не могу с этим поделать. Видимо, виноват кофе. Я слишком часто дышу, хотя идем мы не быстро. Надо успокоиться.
Становятся заметны последствия взрывов. Мы приближаемся к первой воронке, тридцати ярдов в ширину и такой глубокой, что не видно дна. Боггс говорит, что если бы на верхних десяти уровнях остались люди, они, скорее всего, погибли бы. Мы огибаем воронку и двигаемся дальше.
