Пума ехал в конце каравана, тонкая повязка прикрывала его нос и рот от красной пыли. Скоро они будут в стране апачей. И тогда пути его и этих испанских захватчиков разойдутся.
Какое долгое, странное путешествие выпало на его долю, как давно он покинул родной край. Теперь он чувствовал себя старше, мудрее, сильнее, чем раньше, когда он жил со своим народом.
Все началось с того, что его продали в рабство. Если бы у него был нож, он перерезал бы веревки и бежал к своим. Когда команчи, всегда враждовавшие с его народом, увезли его на юг и продали испанцам, Пума не знал, как быть — смириться или сойти с ума от горя. Его на цепи, как дикое животное, привели в Мехико и бросили в тюрьму. Что хотели с ним сделать, неизвестно. Но когда он убил испанского солдата, вернее лейтенанта, — не имеет значения — в общем, этого Мартинеса, испанцы хотели его повесить.
Лейтенант Мартинес допустил роковую ошибку, попытавшись бить Пуму. Жестокий по натуре, лейтенант любил избивать заключенных, от их родственников он требовал дорогих подарков за право посещения. Если жена или дочь заключенного были красивы, он нагло предлагал им переспать с ним. Заключенные платили ему лютой ненавистью.
После смерти Мартинеса, некоторые заключенные тайком делились с Пумой лепешками, жидким тюремным супом или выделяли ему немного фруктов из тех, что им передавали с воли, — в благодарность за избавление от жестокого охранника.
Итак, Пума ожидал своей участи в тюремной камере, далеко от родины, на чужбине, ждал смерти и пытался молиться Богу. Но это было трудно. Он не хотел умирать от рук испанцев и не умел молиться. Он не готов был спеть песню Смерти. Слова застревали в горле. По ночам ему снился родной дом, к нему приходили его мать, родные и друзья — все было как наяву. Просыпаясь, он чувствовал себя обновленным, окрепшим, эти сны вселяли в него безрассудное желание бежать. Но никакой возможности бежать он не видел. Освобождение наступило неожиданно, его принес тощий и бледный отец Кристобаль. Пума наконец-то покинул темную тесную камеру и получил форму испанского солдата, верховую лошадь и свободу, хотя и не совсем ту, о которой мечтал. Для него это было равносильно второму рождению. Отмена смертного приговора, шанс вернуться на родину — сколько счастья свалилось на него! В первые несколько дней с его губ срывались такие неистовые вопли и крики ликования, что другие солдаты от неожиданности осаживали лошадей и те взвивались на дыбы.
