— Приступайте, — сказал я ребятам. Сам же обернулся на настойчивые подергивания за рукав. Дядя Сережа объяснил, что работал здесь и знает, где искать галоши и валенки.
— Был на старой квартире? — спросил я, как-то забывая, что новой у дяди Сережи нет.
— Не пустили. У порога постоял, еще кой-что под ноги выкинули, а про остальное спросил, говорят, нету.
— Давай вместе сходим.
В резиновом старье мы отыскали новехонькие галоши, с валенками оказалось труднее, но нашли и их. Дядя Сережа сразу же и переобулся. В груде тряпья подобрали подходящее пальто.
— Все по уму, — говорил довольный дядя Сережа, — все законно.
Мы вернулись к ребятам. Работа у них не кипела. Они забавлялись. Обнаружили огромный клубок телеграфной ленты и наперебой тащили из него тексты телеграмм.
— «Еду восьмого вагон девятый встречай много вещей мама»! — объявлял Пчелинцев.
— «Поздравляю днем восьмого…», — начал Потапов, но ребята закричали, что сколько можно поздравительных, поздравительных, чур, больше не читать, тексты как из инкубатора.
— «Доехал прекрасно тоскую ужасно володя», «Срочно выезжай мама…»
— О смерти не читать!
— «Встретить не могу нужен ли твой заезд пермь решай сама», «Твою мать беспокоит твое молчание коля», «Днями буду артур».
— Друзья, — я повысил голос, — все это весело, но через час нас отсюда попросят.
Пчелинцев первый разглядел перемену в гардеробе дяди Сережи.
— С обновочкой вас, — по-приказчичьи льстиво поздравил он.
— Усе понимаю, — отвечал дядя Сережа.
Пачки газет, бланков, ведомостей, картона мы отбрасывали, искали машинописные тексты или написанные от руки. Таких тоже хватало. То и дело кто-либо из ребят, не выдержав, громко зачитывал:
— «…не верь лекарствам, все лекарства заменяет движение. А для нервов я читала журнал, там на примере японцев советуют в домашних условьях в горшке вырастить карликовую сосну с пышным кроном…» Слышьте, ребя, так и написано, «с пышным кроном», не верите?
— Не отвлекайтесь, держите наш почерк в памяти.
Но кто-то вновь не выдержал:
— «Как вы уехали, зять снова запил. Он перед вами выказался хорошим, а без вас постоянно истязатель какой. Говорит: пью, чтоб тебя не видеть, а посадишь — и спасибо, тем более не увижу».
Одергивая ребят и невольно вслушиваясь, я думал: почему же и письма сдают?
— Алексей Васильич, послушайте: «Если ты не вернешь мне этих денег…»
— Володя, нехорошо читать чужие письма.
— Они теперь не письма, а макулатура.
— «Всем внукам связала по носочкам, но шерсть кончилась, у нас не купить, все сдают на разные товары, на ковры, на машины, и никто не прядет…»
