Китайские миллионы | страница 6

Величественным движением руки он отпустил офицера, который тут же решил, что мистер Найт, очевидно, облечен был в Китае, не одной религиозной, но и дипломатической миссией…

Два японца, почему-то так внимательно наблюдавшие за Будимирским, неизвестно по какой причине остались в высшей степени довольными его речью, и, перешептываясь между собою точно заговорщики, направились опять к борту, в ту сторону, где, развалясь на кресле и точно не видя ничего вокруг себя, любовалась звездным небом красавица в мантилье.

Но вот красавица зажгла спичку, взглянула на маленькие часики с десятком затейливых брелоков, болтавшихся у нее на поясе, медленно встала и направилась вниз…

С палубы постепенно расходились пассажиры, и только Будимирский долго-долго мерил большими шагами кормовую площадку, обдумывая план знакомства в Гон-Конге с одинокой красавицей.

«Да, да» думал он, «в Гон-Конге я, получив деньги, останусь надолго… спрячусь где-нибудь, чтобы отрасли усы, перекрашу волосы… оденусь иначе и… с ней покачу в Европу. Черт побери, если лакей двусмысленно говорил о ней, если она одна едет через океан, — значит можно будет. А она — она красавица, с ней в Париже не то, что не совестно будет показаться, но она за пояс заткнет там всех модных львиц света и полусвета».

Пробило сколько-то склянок. Будимирский взглянул на часы с вензелем мистера Найта, — было 12 часов, — на палубе ни души не было, и он пошел спать.

На лестнице, покрытой толстым ковром, его шагов не могло быть слышно, но в ту минуту, когда он, повернув внизу, хотел было открыть ключами дверь своей каюты, занавеска рядом медленно приподнялась, и при припущенном свете электрической лампочки коридора он увидел прелестную девушку в мантилье, приложившую палец к губам в знак молчания…

Он остановился и очарованный смотрел на нее. Девушка знаком показала, чтобы он не отворял своей двери и жестом пригласила его в свою каюту.

Не успел он войти, как она быстрым движением защелкнула дверь на замок и, обернувшись, страстно и жадно обняла Будимирского. Его охватил какой-то пряный, томительный, сладкий запах духов, охватила нежащая теплота женского тела…

— Сaro mio! Сaro mio! — шептал прерывающийся страстью голос…

На что Будимирский считал себя по справедливости «бывалым» человеком, но и его такое приключение ошеломило, когда прошел первый порыв страсти, и он следил с удивлением за спокойным теперь выражением лица красавицы, еще не сказавшей ему ни слова, кроме тех нежных, ласкающих, который срываются вместе с жаркими поцелуями… Он слышал и «My darling», и «mon chéri», и «mio caro» и наконец — «радость моя», «красавец мой» и не знал, на каком же языке заговорить с нею. Лакей-японец называл ее уроженкой Португалии, но, не зная ни португальского, ни испанского языков, Будимирский наконец по-французски спросил, как зовут ее.