— Папа! Ну, ведь за столом сидим. Как из деревни ты…
— Тьфу, ты! Что за дочь у меня! Ничего ей неинтересно, — но Лев Ефимович уже сам увлекся воспоминаниями, сделал глоток чаю и продолжил. — В общем, заткнулся он и совсем притих. Привозим на Старую площадь, затаскивают скульптуру на пятый этаж:, освободили мне столик:, ставим:, нашли мне клей:, приклеил я голову. Приходит Фурцева, членом ЦК она была, культурой занималась, и этот, как его, чёрт… все были, весь президиум или как его: Политбюро. А у меня друг, главный архитектор был — Посохин, Дворец съездов он делал, не было его. А был архитектор, которого Хрущев тоже перетащил с Украины, маленький такой, горбатенький, но симпатичнейший был человек. Он подходит и говорит: «Я в восторге от Вашей работы!». И Фурцевой тоже очень понравилось. Обсудили, ну, и все: «Никите Сергеевичу надо показывать». Сразу макет в машину, и все едем в Кремль прямо в кабинет к Хрущеву. Миша Посохин пришел, он там же был. Ждем. Приходит Хрущев и Микоян с ним, стоит рядом с Хрущевым, губами шевелит, он всегда губами шевелил, — и, конечно, артистичный Лев Ефимович минуты две шамкал губами, демонстрируя нам и Микояна. — Этот хохол-архитектор сразу Хрущеву: «Гениально, надо утверждать». И Хрущев подписывает нам все бумаги: прямо на коленке, коленку поднял, положил бумагу и подписал: «Утверждаю».
— А почему на коленке? — удивилась я. — Что, стола не было? Это же в его кабинете происходило?
— А у него в кабинете всё было заставлено, на столе снопы то ли пшеницы, то ли ещё чего-то: не помню уже. И весь кабинет тоже заставлен, как на выставке: Он тогда совсем свихнулся на сельском хозяйстве и своей кукурузе. Он к столу подошел, ногу на стул поставил и прямо на коленке подписал: Меня опять все поздравляют. Едем с хрущевским архитектором к председателю Моссовета. Нам повезло, в этот же день Совет был назначен. Председатель Моссовета увидел подпись Хрущева и, конечно, мне всё сразу в тот же день утвердили. Ну, потом Госстрой и всякие, всякие, всякие: Все должны были утвердить. Мне дали заброшенный кирпичный завод на Ленинском проспекте, нагнали туда людей разных:, студентов. Бедные, они в мороз всё мне там расчистили, сделали мне стеклянный верх для хорошего освещения, поворотный круг: ну, наверное, с две эти комнаты, и я начал работать.
Начали искать камень для монумента. Искали по всей стране, на Украине искали… Ну, нигде нет такого! Высота — девять метров! Где такой возьмёшь? Мне все уже — чудак ты, делай из нескольких. И Фурцева, красивая баба была, умная… тоже мне: «Да делай из двух или трех камней, не успеваем по срокам». А я ей говорю, если сделаем не из одного камня, то точно скажут — ваш Маркс лопнул или ваш Маркс треснул. Она на меня смотрит так хитро, и одним глазом мне подмигнула: «Ну, и умный же Вы, Лев Ефимович. Правильно, надо искать камень, делать из одного».
