С тех пор так и повелось — на все руки Сибагат всё организовывал, договаривался о наших гонорарах, выплачивал их, отвозил, привозил… Сейчас он вез нас в резиденцию патриарха в Чистом переулке, мы опаздывали, опаздывали очень сильно, нам каждые пять минут звонили, спрашивая, когда мы будем. «Все, подъезжаем», — говорит Сибагат и поворачивает на Чистопрудный бульвар, этот идиот перепутал адрес, и с Чистопрудного бульвара мы еще минут сорок ехали в Чистый переулок. Я была спокойна, опаздывали мы не по моей вине, пусть теперь Сибагат объясняется за свою дурость и топографический кретинизм. Сама я приезжаю всегда и везде вовремя.
На входе нас встретила охрана. Еще час назад нам говорили, что мы уже опоздали, что Алексий II уезжает, что нас ждут последние десять минут… Вряд ли он стал бы ждать нас специально и откладывать другие свои планы, но мы, опоздав больше, чем на час, все-таки смогли остаться не вычеркнутыми в планах патриарха.
У нас ничего уже не проверяли, и крупногабаритные охранники расступились перед нами на входе, лишь бы мы только побыстрее сделали своё дело.
С нами был Аслан Ахмедов — визажист, но на предполагаемый make-up не оставалось времени. Мы очень быстро установили аппаратуру. Два окна и слишком мрачный интерьер темного красного дерева мешали свободе моих действий, но я быстро выбрала подходящий background* в виде большой красивой иконы. Алексия я расположила на достаточном расстоянии от нее — метра три или даже четыре… объектив 180мм…, свет — четыре студийных вспышки:, и все встало на свои места. Икона «не в фокусе» расплылась, при этом оставаясь крупной в кадре, и при этом, не отвлекая внимания от патриарха своей сверкающей богатой позолотой. Щелк: щелк: Кассета с мотором быстренько промотала несколько пленок по десять кадров. Всё, съёмка закончена.
К патриарху я, как и все, должна была обращаться — Ваше Святейшество. Но всю съемку я, двигая его и подсказывая, куда ему посмотреть, называла его батюшкой. Ни он, и никто другой меня ни разу не поправил.
Алексий II произвел нормальное впечатление нормального человека. Сняли мы и матушку, так ее все называли — бледную, немолодую женщину в черном. Не знаю, кем она приходится Алексию.
* * *
— Сибагат, как тебя с работы еще не выгнали, никакого от тебя толку, — мы опять все сидели в его машине и ехали обратно в студию.
— Да ладно тебе, — ухмыльнулся Сибагат своими румянными щеками, оставшимися ему на вечную память от уличных работ на свежем воздухе. — Зато сняли всё за полчаса. Плохо что ли?
