Укразия | страница 25
«ПРИКАЗ Войскам Новороссийской Области».
— Ступайте.
И отряд расплавился в улице.
Катя и Макаров благополучно дошли до железнодорожного депо. С облегчением, с радостью открыли дверь в милую, простую комнату, где сидело уже человек шесть железнодорожников. В углу на гектографе быстро печатал прокламации рабочий. Товарищ Савелий давал инструкцию двум рабочим.
— Нужно, товарищи, отвезти пакет к бронепоезду, да обратно в два счета.
Макаров подошел и, отведя Савелия в сторону, тихо сказал:
— Явка разгромлена.
Как ни тихо он сказал, но его слова услышали все. Крепко сжались кулаки, а из глаз столько ненависти, столько желания скорей выступить, отомстить, ненависти, которую нельзя выразить словами.
Катя оторвалась от работы, подошла к Савелию, спросила:
— Я иду в губком. Что у вас слышно?
— Мы организованы. Ждем сигнала. Катю проглотила дверь.
Рабочие обступили Макарова.
— Ну, рассказывай.
— Не томи.
Рассказ Макарова длился недолго. Записка «7 + 2» произвела ошеломляющее впечатление.
— Бумаги нет, — сказал гектографшик.
Савелий, скользнув взглядом по приказам Биллинга, взял один, перевернул и, увидав чистую сторону, улыбнулся.
— Валяй на обороте.
В комнату ворвались Рубин и Александров.
— Вырвались, ребята?
— Ну, и жарко было.
— На, Макаров, прочти и присоедини.
И Рубин всунул Макарову вторую записку. Глаза всех рабочих в один фокус — на черные буквы по белой бумаге:
«Установите со мной связь в курильне Ван-Рооза.
7 + 2».
Молчание. Только шелестели приказы, получая на обороте:
«К товарищам рабочим!»
— Значит, среди белых есть наш, — сказал Савелий.
— А также среди нас, значит, есть провокатор, — ответил Макаров.
Жуткое слово, огненно-липкое, обожгло всех, и глаза всех устремились, не мигая, друг на друга, желая прочесть, узнать, кто же он.
Где он?
В каком друге, в каком товарище ждать врага, ждать измену?
Глава XVII
Записка генерала Биллинга
Во двор штаба ввели пленных партизан. На лошадях гордо гарцевали шкуровцы, и особенно играл конь под командиром, князем Ахвледиани. Князь, жаркий брюнет, переживал острую радость при воспоминаниях о милых шалостях шкуровцев. И сейчас, сосредоточенно попыхивая папиросой, старался выдумать игру с пленными.
— Мудыт-хан, осады!
Замахнулся плетью князь на гордую голову партизана Галайды. Галайда с презрением посмотрел на князя так, что тот побагровел. Хлестнув плеткой коня и перегнувшись с седла, князь только и мог выпалить в лицо:
— Сволыч, я тэбэ сам сэмь шкур спущу.