Димка, как всегда, сидел за компьютером, увлеченно щелкая клавишами. Услышав шаги, крутнулся на стуле – увидел шефа, обрадовался. Отношения между бывшими сослуживцами сложились искренние и дружеские. Ребята, как и Сиур, прошедшие суровую школу спецназа, оказавшись волею судьбы без работы, без поддержки, без крыши над головой, вынуждены были приспосабливать к себе новую жизнь. Не всем это давалось легко. Поэтому помогали друг другу, ценили проверенную в боях надежность.
– Привет, Сиур!
– Привет-привет. Есть новости?
Сиур ждал новостей от Леши. Парень уехал несколько дней назад по делам, должен был выйти на связь… и вот уже были исчерпаны все мыслимые отсрочки, которые могли возникнуть вследствие непредвиденных обстоятельств. Не хотелось думать плохое, но…
– Никаких… – Дима прекрасно понял, о чем его спросили.
– Черт!..
* * *
Валерия закашлялась, пошла на кухню, выпила ложку ментолового сиропа. В груди камнем лежала глухая тоска. Хотелось ничего не видеть, не слышать, ни о чем не думать. Она зажала уши ладонями, закрыла глаза: наступила тишина. Только тишина эта не успокаивала, она просто существовала, сама по себе, а Валерии было одинаково тошно, что в тишине, что в разноголосице звуков.
Она достала из холодильника сыр, мед, изюм. Вяло пожевала. Изюм был крупный, сладкий. Но Валерия почему-то не ощущала вкуса. Аппетит отсутствовал. Она тяжело вздохнула, поплелась в комнату. И тут все то же – надоевший сервант, телевизор, статуэтка Будды с меланхолической улыбкой…
«Как на кладбище», – подумала она.
В памяти возникло лицо Евгения, его черные волосы, иудейские, чуть навыкат, глаза, как бы подернутые влагой. Она подумала о его могиле, высохшем холмике земли, с которого уже убрали пожухлые вульгарные венки…
Боже, как все это грубо! Как надоело… Постылая комната, постылые вещи, постылая жизнь… «Нет, так нельзя! – возразила она сама себе. – Что со мной происходит? Неужели это смерть Евгения так на меня повлияла? Может быть, я все-таки его любила?»
Мысль о любви была ей противна так же, как и все остальное. Она обвела потухшим взглядом свою комнату, которая раньше ее устраивала и даже казалась уютной. Теперь же Валерия передернула плечами от отвращения. Не устроить ли ей генеральную уборку? Нет, пожалуй, лучше сделать перестановку, полно – стью изменить интерьер…
Она подошла к серванту, начала доставать посуду. Между чашек и хрустальных фужеров стояли несколько сувенирных яиц, подаренных ей на пасху. У художника, видимо, было то же настроение, что и у нее сейчас. На бледно-голубых овалах он изобразил белую церковь, перед которой росли осенние голые деревья, темные, мокрые, словно черное кружево. Она задумалась, вертя в руке яйцо… Что же это за храм? Вроде знакомый силуэт… Нижняя половинка яйца вдруг упала на ковер, что-то сверкнуло.
