Дети, едва оправившиеся от болезни, были оставлены дома. Алису провожали только великий герцог Людвиг – он с трудом держался на ногах – и Элла. Отец не мог сдержать слез, дочь же по-прежнему не уронила ни одной.
– Как ты можешь быть такой бесчувственной, неужели тебе не больно? – спросил рыдающий Эрни, когда Элла зашла его проведать.
Элла молча ушла в свою комнату, зажгла свечу и поднесла к ней ладонь. Она и в самом деле ничего не чувствовала, и за это ей было стыдно. И потому девочка хотела наказать себя (а заодно и проверить!), но, лишь только пламя лизнуло кожу, со стоном отдернула руку. Наконец-то она смогла заплакать, но это были слезы боли физической, а не душевной. Впрочем, и душевная тоже присутствовала: Элле было стыдно за себя. Она считает себя совершенством, а не может как следует оплакать свое сиротство…
Той ночью приснился Элле страшный сон. Снилось, будто мать и сестра Мэй явились и молча глядят ей в глаза, держа над нею по свечке – из числа тех, которые были зажжены по краям их гробов. Мать держит свою прямо, а свечка Мэй дрожит в маленькой ручке, и раскаленный воск иногда капает на грудь и живот Эллы. Это ужасно больно, но Элла боится даже застонать. Она насчитала семь раскаленных капель, упавших на ее тело и, чудилось, достигших самого сердца, когда мать и сестра вдруг переглянулись, кивнули друг другу согласно – и, не взглянув больше на Эллу, ушли.
Она проснулась… Сон рассеялся, призраки исчезли, но не исчезла боль. Кожу под ночной сорочкой так жгло, что невозможно было ее коснуться.
Элла не решилась встать с постели в темноте – очень уж страшно было, а вдруг призраки вернутся?! – и терпела, пока не рассвело. Наконец она дошла до туалетного столика, задрала рубашку, посмотрела в зеркало. И вскрикнула от ужаса: на коже появилось семь красных уродливых пятен!
Элла торопливо одернула рубашку, кинулась к двери, чтобы позвать на помощь – пусть ей принесут масло или что угодно для облегчения боли, – но замерла.
Показать эти пятна значило предстать раздетой перед кучей народу! Врачи, сестры, отец, служанки… наверное, и священники захотят это увидеть. Ведь это не просто ожоги – это что-то вроде стигматов… Хотя нет, не совсем: стигматы, кровоточащие раны, открывались на телах религиозных подвижников в тех местах, где должны были находиться раны распятого Христа, а у нее просто пятна на ребрах, напоминающие ожоги, отвратительные пятна… Нет, Элла их никому не покажет! Кривые ноги, да еще эти пятна… О нет, нет! Конечно, больно, но ведь боль когда-нибудь, со временем, пройдет – и следы ожогов заживут!
