— А сейчас что же? Где она? — спросил Гладких и прикусил язык, спохватившись: не затронул ли горького чего, о чем не стоило бы и спрашивать вовсе?
Но Семен Павлович улыбался.
— Сейчас-то? — переспросил он. — Сейчас моя Катерина Фоминична при большом деле находится. Внука нянчит. Как одарила нас дочь в позапрошлом году званием деда да бабки, так я и наладил ее туда на подмогу.
— Выходит, что опять один?
— Разве ж это один, милый человек? Это уже не один. Жена, дочка, внук, как полагается. Далековато, конечно, а все равно мое и при мне вроде. Да и среди вас, среди людей, значит, опять же не один я, а как бы в общем гурте. А со своими скоро свижусь. Сей год пенсия мне выходит. Однако решил вот сразу не ехать, — он с хитрецой, совсем по-стариковски прищурил один глаз. — А как же? Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Раз вызвался помочь комсомолии твоей новый прииск ставить, значит, так тому и быть. Зиму нынешнюю и промывочный сезон первый считай за мной.
Редко доводилось слышать Ивану, чтобы Семен Павлович так много говорил о себе, а уж о пребывании своем в лагере он и вовсе никогда не касался. От Проценко знал Иван, что арестован Карташев был у себя в колхозе в тридцать восьмом году по обвинению в экономической диверсии. Дискуссия на экономические темы с районным начальством обошлась ему тогда в десять лет лишения свободы плюс пять — поражения в правах.
Проценко тоже рассказал эту историю Ивану, как говорится, к слову. Тогда они с возмущением говорили о практике так называемого перекрывания отстающих, когда передовые предприятия вынуждены восполнять в ущерб собственной подготовке к промывочному сезону недомытое в целом по управлению золото. Средняя цифра приобретала таким образом желанный трехзначный вид и обеспечивала кому-то до будущего года спокойную жизнь. А промывочная техника между тем работает на износ, в ремонт поступает поздно и ремонтируется поэтому очень плохо. Сокращается время и на подготовку золотоносных песков. Это потери, так сказать, материальные. Моральная же сторона — иждивенческие настроения у одних и снижение стимула к хорошей работе у других. Получается, что самая спокойная жизнь — в середнячках. И оборачивается ущерб моральный опять же в величины вполне материальные: недоданные граммы драгоценного металла, потерянные рубли. Словом, не перекрывание это, а самое настоящее прикрывание лодырей, разгильдяев, перестраховщиков, просто людей, не способных организовать производство. Все это безобразие прикрывается часто громкой фразой о взаимной выручке, чувстве локтя. А это — новый ущерб. Происходит девальвация, обесценивание понятий высоких и чистых.
