— Считаю сроим долгом, — сказал он, — поставить высокий суд в известность, что упомянутая Клавдия Васильевна Воронцова является моей близкой родственницей и потому беспристрастной судьей быть не может.
Ох, и всыпали ему ребята — по первое число! Не паясничай, мол, не для того собрались, нашлись бы дела и поинтереснее в свободное от работы время, чем твоей персоной заниматься. А раз уж принудил нас к этому, то изволь отвечать со всей серьезностью и ответственностью за каждое слово свое. Припомнили ему все — и выпивки с Важновым, и картишками баловство, и песенки сомнительные. Круто говорили, без оглядки, без жалости. Гладких даже слова брать не стал — увидел, что ребята сами разобрались, что к чему. А Геннадий растерялся: не ожидал такого дружного навала. А когда дали ему слово, взял себя в руки и со спокойной решимостью сказал:
— Не буду долго говорить, ребята. Все понял, все учту. В отношении же Бахуса, он же Вакх, он же зеленый змий, хотите верьте, хотите нет, а после последнего захода своего с Важновым сам зарок дал: не напиваться до треска в голове.
Серега-сапер крикнул с места:
— Уж больно обещание неопределенное.
И пожалел. Вгоняя председательницу собрания в маков цвет, Геннадий парировал:
— Совсем отказаться не могу. На свадьбе твоей, к примеру, должен я буду выпить или нет? На правах посаженного папы.
В зале заулыбались. Тайное увлечение Сергея Генкиной сестрой ни для кого, разумеется, не было тайной. Клава же — молодец какая! — преодолев смущение, поднялась и сказала строго, спокойно:
— Опять? О деле говори!
— О деле я все сказал. Все понял, все учел.
— Вот и все, что от тебя требуется, — заключила Клава и, обращаясь в зал: — Говорит он много, и чаще всего попусту. Но когда по-серьезному, то на слово его положиться можно. Это я знаю. Какие будут предложения, ребята?
Постановили: учитывая правильное понимание Воронцовым своих ошибок и его обещание не допускать их впредь, ограничиться вызовом его на комсомольское собрание. И еще, уже по второму пункту повестки дня: назначить Геннадия Воронцова руководителем поселковой бригады дружинников по охране общественного порядка.
— Спасибо за доверие, — сказал Геннадий и впервые за все собрание улыбнулся. — Только, чур, не обижаться теперь.
А возвращался в общежитие уже с песней, как всегда окруженный стайкой ребят: «…И снег, и ветер, и звезд ночной полет; меня мое сердце в тревожную даль зовет…».
К новым общественным обязанностям своим Генка отнесся с исключительной добросовестностью, и, поскольку прямых нарушений общественного порядка на участке почти не было, сам выискивал для себя заботы, казалось бы, никакого отношения к деятельности дружины не имеющие. Поводы для вмешательства он находил самые неожиданные. Обратил внимание, например, что тара из магазина сваливается в опасной близости от кузницы, и заставил завмага убрать ее оттуда.
