Сам Гладких относился к тому поколению северян, которое прибыло сюда уже после войны. Нет-нет, но и по отношению к таким давало себя знать иногда некоторое недоверчивое отношение со стороны молодежи, подогреваемое «обиженными». А как, мол, вас коснулось то сложное время? Уж не неисправимые ли вы дети культа?..
Были кое у кого из новоселов и свои, особые болячки, связанные с издержками послевоенного воспитания. А тут еще на участке снова появился Лешка Важнов, от которого Гладких в свое время с таким трудом избавился.
Бывший начальник смены разведучастка несколько лет отбывал на Колыме наказание за какое-то служебное или бытовое преступление. Человек слабохарактерный, с червоточинкой, в лагере он не перевоспитался, а, наоборот, усвоил самое худшее — и нравы, и язык потустороннего, за колючей проволокой, мира. Снова на участок он был прислан на роль горного мастера, мало работал и много пил. Но Ивана больше всего беспокоило не его нерадивое отношение к делу, а то, что к Важнову, соблазнившись сомнительной лагерной романтикой и показным его анархизмом, потянулся кое-кто из молодежи.
Дела на участке шли неплохо. Майский план горняки выполнили первыми на прииске и вторыми в районе. Не худшие результаты ожидались и в июне. Проценко прикидывал, что процентов двадцать сверхпланового металла они дадут. Но оба — и он и Гладких понимали, что могли бы дать и все тридцать, если бы промывочный прибор номер шесть, на котором горным мастером был Важнов, работал так же, как остальные.
Никаких так называемых объективных причин для отставания прибора не было. Пески здесь были богатые, содержание металла даже несколько большее, чем предполагалось, и полигон удобный, позволяющий бесперебойно снабжать прибор песками. Правда, поверхностные пески были победнее. Тем скорее, казалось бы, надо было их отработать, чтобы добраться до хорошего золота. Но, не получив желаемого сразу, ребята разочаровались и вместо того, чтобы форсировать промывку, с каждым днем работали все хуже. Неверие в успех, подкрепленное заразительным примером и влиянием разболтанного мастера, породило недисциплинированность, безынициативность, равнодушие к делу. Все это не могло не беспокоить руководителей участка.
Совет держали втроем: Проценко, Гладких и Клава Воронцова. Комсомольцы — а их большинство составляли новоселы — единодушно избрали девушку своим вожаком. Она и была инициатором этого разговора. Днем, когда начальник смены заглянул на прибор, где Клава работала опробщицей, она сказала Гладких:
