— Надо решать что-то, товарищи!. Или взрывайте его вместе со всем этим мусором, или я участок отключаю.
Проценко вскипел:
— Взрывать?! Прыток ты больно, я тебе скажу. Он здесь по щучьему веленью вырос. Когда потом построишь такой?
Но здравый рассудок одержал верх, и, как-то сразу стихнув, Павел Федорович добавил, как бы оправдываясь:
— Жалко, понимаешь?! Ведь еще б двести лет стоял.
— Намоет плотину доверху — все равно снесет. Только тогда уже поздно будет.
— Снесет, снесет!.. Что я сам не вижу?! Только я б его удержал, если бы наводнение не грозило. Десяток вон тех камушков уложил бы на мост, они бы его и попридержали.
Проценко показал на гранитные глыбы, сползшие по осыпи к подножью ближней сопки. Потом устало махнул рукой.
— Вызывайте взрывников. — И отвернулся.
Гладких потянул его за рукав, отвел в сторону.
— Я думаю, мост можно сохранить, Павел Федорович.
— Ну! Как?! — снова воодушевился Проценко.
— Экскаватор поставить надо. Ему ремонт закончили вчера только, и обкатка все равно нужна.
Проценко отмахнулся разочарованно:
— С ума сошел! Берег вон обрушивается. Опрокинется машина вместе с машинистом — ахнуть не успеешь.
— Я же говорю, не на берег, а на мост его вывести. И камушков твоих не понадобится. Двух зайцев убьем.
Проценко начал, по-видимому, сдаваться: уж больно велико было желание сохранить мост.
— А кто? Копытко за запчастями уехал, а помощник у него из новоселов, ученик фактически.
— А я? Не бойся, Павел Федорович, справлюсь. А для гарантии пусть взрывники произведут зарядку на всякий случай. Не буду поспевать — взорвать всегда успеют.
Проценко высказал последнее сомнение:
— Пока разогреешь машину, поплывем уже.
Гладких протянул руку в направлении машинного парка.
— Смотри.
Над двором тек относимый ветром дымок, комочками рваной ваты взлетали белоснежные клубы пара.
— Ребята котел проверяют, — пояснил Иван.
Проценко опустил кулак на перила.
— Ну, добре! Была не была, выводи!
…Когда неумолимый сон, казалось, окончательно одолевал его, Гладких, стиснув зубы, упрямо тряс головой и открывал воспаленные глаза. Кипела под мостом вода, нырял в седые буруны и взлетал кверху ковш, Иван уже не чувствовал лихорадочной дрожи моста под машиной, не слышал гневного рокота потока. Исчезло и легкое головокружение, которое он испытывал первые часы, глядя в бурлившую под ним стремнину. Его напряженное, гудевшее от усталости тело втянулось в темп работы, и руки, перемещавшие рычаги, уже механически подчинялись этому ритму.
