Когда Менцель однажды спросил, что привело его к Шведенову (мы забегаем вперед и говорим о том времени, когда оба друга были уже на «ты»), Эрнст Пётч не мог ничего сказать ни о такой систематичности, ни о такой последовательности, ни о таком широком взгляде, которым охватываешь и общие задачи, чтобы решать их в своей специальной области. После долгих колебаний, после длительных размышлений, после попытки отделаться от вопроса кратким «случайно» он в конце концов смог повести речь лишь о себе самом, о своих чувствах, своих пристрастиях, своих интересах, даже об одной быстротечной любовной истории, о своих уроках, которые он стремился оживить краеведением или по крайней мере использовал краеведение как повод, чтобы заставить вместо церковных книг изучать учебники, когда, например, ему казалось важным документально обосновать упоминание в одном из писем Шведенова жительницы Липроса по имени Доретта.
Всегда, когда Пётчу приходилось говорить о себе, он сбивался с одного на другое, и Менцель, не имея терпения следовать за рассказом, резюмировал: «Значит, ты пришел к М. Ш, через краеведение», попав тем самым почти в точку.
Ибо Пётч любил лишь то, что было ему близко, и овладеть для него значило — изучить как можно глубже. Если Менцель словно стоял на наблюдательной вышке и глядел вдаль в подзорную трубу, то Пётч как бы стоял с лупой на плоской земле, где любая изгородь закрывала обзор. Его знания были ограниченны, но в пределах этих границ универсальны. Он не интересовался ботаникой, но окружающие деревню сосны были изучены им вплоть до структуры древесины. Строительная техника не была его специальностью, но он хотел знать, каким образом сто пятьдесят лет тому назад, когда строили дом, в котором он живет, раскалывали валуны, чтобы наружные стены были гладкими. Рытье котлована толкало его к геологическим исследованиям, разговор с землемерами — к математическим. Всякая поездка вызывала у него сравнение с родными местами, и лучшей частью путешествия оказывалось возвращение домой. Он был исследователем не дерзким, но дотошным, фанатиком детали, эрудитом частного. Макс фон Шведенов родился в Шведенове — значит, надо им заниматься. Липрос — место действия его романов, и этого достаточно, чтобы они стали Пётчу любы и дороги.
Менцель был прав: увлеченность краеведением, конечно, источник одержимости Шведеновым, который никогда не иссякал, но это только один источник. Другой: Пётч ощущал душевное родство с этим человеком. В поэзии Шведенова он находил себя. В ней были сформулированы его чувства, описаны его страсти, предвосхищены его мысли. Пётч глядел в стихи и романы Шведенова как в зеркало, и его охватывал восторг.
