— Он прошел до конца стены в пятидесяти метрах отсюда и затем перепрыгнул через ограду и ров, как раз напротив дорожки, ведущей к пруду. Это наиболее короткий путь, чтобы выбраться из поместья и дойти до пруда.
— А откуда вы знаете, что он пошел именно к пруду?
— Потому что Фредерик Ларсан с утра не оставляет его берегов. Вероятно, там остались какие-то следы.
Через несколько минут и мы подошли к этой болотистой водной поверхности, окруженной тростником, на которой плавали несколько увядших листьев кувшинок. Великий Фред, быть может, и видел, как мы приближались, но не обратил на нас никакого внимания и продолжал концом своей трости шевелить что-то, чего мы разглядеть не могли.
— Посмотрите, — сказал Рультабиль, — вот снова следы шагов убегающего преступника. Они огибают здесь пруд, возвращаются и, наконец, пропадают как раз перед тропинкой, ведущей к дороге на Эпиней. Отсюда он продолжал свое бегство к Парижу.
— Что вас заставляет это предполагать? — спросил я. — Ведь на тропинке следов этого человека больше нет.
— Но есть другие следы, причем именно те, которые я и ожидал здесь увидеть! — воскликнул он, указывая на очень ясный узковатый отпечаток подошвы элегантных туфель. — Посмотрите! Господин Фред, — обратился он к Ларсану, — скажите пожалуйста, эти изящные следы на дороге обнаружены здесь уже после преступления?
— Да, молодой человек, и весьма тщательно исследованы, как видите, они приходят и уходят отсюда вновь.
— У этого человека был велосипед! — воскликнул репортер.
Разглядывая отпечатки велосипедных шин, которые следовали в обоих направлениях за «изящными следами», я счел возможным вмешаться:
— Велосипед объясняет исчезновение грубых следов убийцы. Он сел на велосипед, с которым его ждал сообщник, человек в модных туфлях. Это произошло где-то здесь, на берегу пруда. Можно предположить, что преступник действовал по поручению этого человека, оставляющего изящные следы.
— Нет, нет, — загадочно улыбнулся Рультабиль, — я с самого начала ожидал найти эти отпечатки и просто так вам их не уступлю. Это следы убийцы!
— А другие следы, более грубые?
— И это следы убийцы.
— Значит, их двое?
— Нет. Убийца был один, и сообщника он тоже не имел.
— Неплохо, молодой человек, очень неплохо, — пробормотал Ларсан.
— Посмотрите, — продолжал репортер, указывая на землю, разрыхленную грубыми каблуками, — здесь человек сел и снял свои грубые башмаки, которые он надевал, чтобы ввести следствие в заблуждение. Затем он поднялся уже в своей настоящей обуви и пешком добрался до большой дороги, ведя велосипед рядом. Грубые башмаки преступник, без сомнения, взял с собой, чтобы не оставлять улик.
