Разглядываю толпу более внимательно. Ничего, ничего, мои раскрашенные друзья — очень скоро я вашу толпу здорово прорежу. Останутся только самые верные и нужные, остальные отправятся осваивать курорты Северного Кавказа. Пардон, северные территории — вроде Курильских островов. Отличное место для ссылки провинившихся. Там глядишь ход дойдет и до Сахалина. Или так думать непатриотично? Ладно, будем считать, что эти белолицые от пудры и чернозубые[50] от ацетата железа товарищи будут столбить место для потомков Московского княжества. Примирив внутри себя японца и русского, я продолжил рассматривать знать.
Присутствующие делились на несколько ярко выраженных групп. Во-первых, это мои вассалы, которые кучкавались на задворках тронного зала. Во-вторых, кугэ — придворная киотоская аристократия — родственники бывшего императора, высшие чиновники, придворные. Эти расфуфыренные курицы не обладали реальной властью, которую дает только обширная собственность, а точнее земли в провинциях, но тем не менее были весьма влиятельны, а главное опасны своими заговорами. Человек сто мужчин и женщин разного возраста свободно курсировали по всем покоям, обменивались поклонами, шутками, образовывали тесные группки и даже очереди на традиционный поклон императору. Уже второй час знать по очереди вставала перед моим помостом на колени, упиралась лбом в пол и лицемерно желала мне тысячу лет жизни.
Вторая по значимости и численности группа людей в зале — называлась букэ. Феодальное дворянство, владеющее землями и принадлежащее к тем или иным кланам. Дайме, хатамото[51], генералы — одним словом военная аристократия. Самые крупные щуки столичного пруда — конечно, Токугава Иэясу и Тоётоми Хидэёси. С обоими во время своих предыдущих визитов в Киото я имел возможность побеседовать и составить собственное мнение. Прожжённые интриганы, хитрые и безжалостные — несмотря на свое сильное внешнее различие их роднило одно общее качество. Я назвал ее "закалка". Оба прошли горнило войн, сурового кланового отбора на выживаемость, а значит, представляли наибольшую опасность моей власти.
Но были в зале и караси и пескари помельче — четыре князя окрестных провинций. Худощавый и надменный Дзюнсё Цуцуи с приближенными самураями, одинокий, безрукий Асаи Хисамаса — тот самый Асаи, который внезапно напал на армию Оду Набунаги и лично зарубил знаменитого военачальника, потеряв при этом конечность. Теперь все его презирают и сторонятся. Наконец, дайме Хаттори Ясунага и Ёсикуни Хатакэяма. С последним я был знаком — именно он спас императора Го-Нара при прошлогоднем бегстве из столицы, охваченной смутой и восстанием против регентов. Рано поседевший Ёсикуни-сан оказался вовсе не стариком — всего 40 лет, но весьма образованным и начитанным князем. С ним у нас сложились вполне дружеские отношения и я надеялся на его помощь в решении столичных вопросов. Благо Ёсикуни-сан за свои заслуги был пожалован должностью коор-бугё Киото.
