«Держи себя в руках», — приказала она себе.
Она представляла, что сейчас мрачный дворецкий, одетый как Борис Карлов, откроет ей дверь. Но ничего не последовало, только где-то внутри дома начали лаять собаки. Подождав с минуту, она постучала снова, но опять никто не вышел. Она уже начала сомневаться, на этот ли день и час была назначена встреча, но в очередной раз подняла молоток, когда Кэролайл собственной персоной вышел открыть ей дверь.
— Извините за задержку, — с улыбкой сказал он. — Я запирал собак, а моя экономка мисс Робертс сегодня на ночь ушла. — Он слегка отступил и пригласил ее внутрь с высокопарным приветствием: — Добро пожаловать в уродливейший особняк на всем Пасифик Хэйтс.
— Ну и местечко, — улыбнулась Энни, входя в огромное фойе со сводчатым потолком и черным мраморным полом.
— Да уж. Как архитектора-дизайнера вас, наверное, очень интересует, в какой психиатрической лечебнице закончил свои дни человек, который задумал и построил это здание.
Энни засмеялась. Еще с их лондонского знакомства она помнила эту немного суховатую манеру шутить, однако с тех пор ей не доводилось слышать его шуток.
— Да, здесь просто безумное смешение разных стилей.
— Это точно. Мы с Франческой въехали всего за несколько месяцев до ее смерти. Она считала, что у этого здания есть «скрытые возможности», и, конечно, собиралась полностью его переделать. Но не успела.
Внутреннее устройство помещения полностью соответствовало его внешнему виду — комнаты здесь оказались с высокими потолками и огромным количеством маленьких закоулков и узких проходов. Стены были либо выкрашены в темные тона, либо оклеены мрачными обоями. Мебель была хорошей работы и дорогая, но если и предпринимались какие-то попытки найти для каждого предмета подходящее место, Энни не смогла обнаружить никаких следов этих усилий. У этих апартаментов не было души, и Энни подумала, уж не является ли это свидетельством такого же недостатка у их хозяина.
— До некоторой степени мне даже нравится сумрачность этого места, — сказал он, пристально глядя на нее, словно угадывая ее мысли. — Их угрюмость и мрак гармонируют с моим теперешним расположением духа. — Он подошел к ней и встал позади. — Вас когда-нибудь пугала темнота, Энни?
Она на шаг отступила от него.
— Да, конечно, я и сейчас боюсь.
— Меня раньше темнота просто ужасала. Когда я был ребенком, я сворачивался клубком в постели, с головой накрывался одеялом и, натянутый как струна, ждал — был просто уверен, что сейчас придет чудовище и проглотит меня. Я горячо молил Бога защитить меня, когда я в него еще верил.
