Урмель, который приплыл на льдине | страница 13
И профессор решил, что у подножия Высполпу, недалеко от берега — на опушке тропического леса, среди душистых цветов — надо разбить временный лагерь. И поставить там колыбель.
— Нет! — отрезала Хрюква. — Нет и еще раз нет! Голубчик профессор, я пекусь о твоем хозяйстве. Уф-уф. Готовлю еду. Пришиваю пуговицы. Уф-уф. Может, и есть двуногие, у кого получилось бы вкуснее. Но я делаю все, что в моих силах. Уф-уф.
— Да ты отменная кулинарка! — воскликнул профессор. — Твой картофельно-брюквенный супчик — просто объедение!
— Благодарю, — ответила Хрюква. — Но не это я хотела услышать. Отнюдь. Я говорю, что из кожи вон лезу. Даже класс убираю за твоими грязнулями! Ффу.
— Я не гггязнуля! — гневно проклекотал Башмак.
Хрюква пропустила реплику мимо ушей.
— Но никто не заставит меня — никто, профессор! — покинуть мое уютное гнездышко ради того, чтобы цацкаться с этим страшилкой еще и ночью!
Провозгласив это, она развернулась и потрусила прочь, гордо виляя задом, задрав закрученный штопором хвостик. Через миг она скрылась в бамбуковой роще.
Урмель, все это время не спускавший с Хрюквы глаз, вытянул шею, заглотнул, давясь, побольше воздуха и разразился воплями и причитаниями: «Ай-яй-яй-яй-яй… Ой-ой-ой-ой-ой… Ый-ый-ый-ый-ый…» Это было душераздирающе. Камнедробительно.
У Хрюквы по спине побежали мурашки. Она встала как вкопанная. Сердце ее так и колотилось. Постояв немного, она развернулась, потрусила обратно и, подойдя к противному крикуну, ткнула его пятачком. Жалобы немедленно смолкли. Урмель довольно захрюкал. А Тим готов был поклясться, что маленький плут весело ему подмигнул!
Как бы то ни было, Хрюква смирилась со своей материнской участью. Рядом с бамбуковой рощицей разбили лагерь для вскармливания малютки. Почивальную Бочку скатили с горы и волоком подтащили поближе. Сперва Хрюква кормила прожорливое ископаемое кокосовым молоком из бутылочки. Затем в рацион вошли фиги, бананы и ананасы. Не прошло и месяца, как у младенца появилась удобная люлька — гамак, натянутый меж двумя пальмами. Хрюква сидела рядом, с веревкой в зубах, и баюкала малыша.
Вскоре она была уже совершенно довольна своей судьбой. Вокруг постоянно вертелись звери, развлекая ее болтовней и поддразнивая крошку. Профессор редко когда уходил к себе наверх. Иными словами, вся жизнь сосредоточилась вокруг гамака.
Впрочем, когда Тибатонгу хотелось поработать над книгой, он всегда поднимался в хижину. И здесь он однажды обнаружил письмо, которое когда-то начал писать Цвенгельману. Листок был изрядно помят и разукрашен следами грязных Вавиных лапок. Тибатонг аккуратно его разгладил и приписал внизу такие слова:
