Закончив с политинформацией, я осторожно заглядываю в боковое зеркало. Пусто, как в вакууме. Боюсь, эстонские коллеги нас прозевали. Если это случилось, никакой брелок не поможет, жми кнопочку, не жми. Придётся, как всегда, взваливать все самое сложное на свои и Герасима плечи.
Тыну поворачивается и, улыбаясь, словно халдей в центровом ресторане, предлагает:
— Мо-о-жет, ещё пифа?
От знакомого слова Герасим вздрагивает, озирается по сторонам и, увидев знакомое лицо, спрашивает:
— Андрюха, а где это мы?
Ба-а-а-лин-н!!! Вот из-за подобных мелочей и проваливаются с треском самые грандиозные операции, взрываются атомные станции и падают самолёты. Лучше б ты немым был, брат Герасим. И глухим.
Смотрим, как реагируют на досадный прокол продавцы. Пока никак. Может, повезло — не расслышали? Не дав напарнику повторить вопрос, я строго спрашиваю:
— Долго ещё?
— Не-е-т. Сейчас пофорот и сра-а-зу те-рефня.
«Пассат» уходит с трассы и начинает штурмовать сельскую местность. Вдали виднеются мрачноватые заброшенные строения.
— Там раньше терефня пыла, — начинает экскурсионную программу Тыну, — потом народ разбежался. Нефыгодно жить.
Это не есть хорошо. Совсем не хорошо. Не потому что разбежались, а потому что в терефне никого. Помощи ждать неоткуда… За нами, между прочим, никто не едет, вертолётов в воздухе не наблюдается, и я окончательно убеждаюсь, что мы в поле одни. И без оружия. «На трибунах становится ти-и-ше, олимпийская сказка, прощай…» Герасим молчит, вероятно, ковыряясь в закоулках памяти.
Ещё километр по чернозёму, перемешанному с последним снегом, и мы у цели. Место унылое и непривлекательное до икоты. На стене полуразвалившегося дома приветливые каракули «СМЕРТЬ АКУПАНТАМ». Так и хочется у кого-нибудь спросить, есть ли в деревне фрицы? Я, конечно, за право наций на самоопределение, но, глядя на пейзаж, невольно задумываюсь, а стоило ли?.. Впрочем, в наших деревнях картина не лучше, чего уж правду скрывать.
Обогнув коровник без крыши, мы прорываемся по плохо утрамбованной колее к последнему дому на улице. Явно необитаемому. Со двора взмывает стая ворон и с весёлым карканьем разлетается по полям. Передали б, что ли, нашим, куда нас занесло. Что без дела каркать?
— Все, приехали. Выходите.
Георгий потирает шею и радует меня очередным пируэтом:
— Что-то шея затекла. Андрюхин, потри вот здесь.
Я тебе обязательно потру… Потом. Ты, видно, очень хочешь в эстонском чернозёме насовсем остаться, Штирлиц недоделанный. Пропасть без вести, как стародубовский племянник.
