Лишь по воле минутных причуд.
Опущусь с неба крохотным пёрышком,
На ладони твоей помещусь.
Не поймёшь: отчего оно дорого,
Но пленит тебя давняя грусть.
Больше мы не расстанемся — бережно
Сохранишь ты остаток любви.
И осенним желтеющим бережком
Ты придешь к заозёрной мели…
Мне голос был. Тишайшим послесловьем,
Прообразом стиха и пост-стихом.
Он звуком лиры бился в изголовье,
И розы облетая лепестком,
Ложился на пол. Вдруг нога босая
Ступать боялась на исчадье зла,
И линия дождя, всегда косая
Спрямилась и солгали зеркала.
А голос звал легко, но безутешно,
А голос звал, он долго звал, охрип,
Но что-то в тон ему забилось нежно
Теперь, когда потушен этот крик.
А голос звал. Своим тишайшим словом,
То громко звал. То снова шепотком.
И я к нему бежать была готова
По стеклам и по снегу босиком…
Затихло, занеможилось, стемнело.
И я, казалось, тоже — онемела.
Нет слова безнадежней «никогда».
Страшнее нет ни слова во вселенной.
И суть его останется нетленной,
Как синяя холодная звезда.
И слово между нами пролегло,
Как будто боль рожденная однажды,
Как стон неумолимой терпкой жажды,
Как синее холодное стекло.
Я слышу тебя: через годы и будни.
Я слышу тебя: через толпы и стены.
Я слышу тебя: как кусочек вселенной.
Как слышат, к погоде, боль старые люди.
Как корку, ломает меня, вновь дилемма.
Как кости заломит болячка, вдруг наспех.
Горячею болью, печалью нетленной,
Разлукой щемящей воздвигнется насыпь.
Прорубит лёд память. И в воду забвенья
Скачусь я, бесправно, — на вечную муку.
Останется после звук стихотворенья,
Да ухо вселенной, что преданно звуку.
Задумчивый ветер седыми крылами
Коснулся деревьев осенней порой.
Прилёг на замшелый стареющий камень,
Поднялся и скрылся за синей горой.
А ветви деревьев, слезинки роняя,
Махали листами на ветках пустых.
И камень, о чём-то былом вспоминая,
Вздохнул, шевельнулся и снова затих.
Синий сумрак бредёт по аллеям,
В голых ветках запутался снег.
И, нисколько себя не жалея,
В ночь уходит один человек.
Не догонит его, не окликнет,
И не бросится птицей вослед;
Головою к плечу не приникнет
Та, что в жизни: и темень, и свет,
И спасенье, и стон, и звезда,
И печаль, и проклятья печать.
А дорога ведёт в никуда,
Та, которую просто начать.
Осторожно, тайно ты мне снишься,
Чтоб тебя из снов не прогнала.
Ну конечно — лучше же синица,
Чем зовущий оклик журавля.
Только мне милее тот журавлик,
Что зовет, зовет за облака.
Я его стихом негромким славлю,
Хоть еще не видела пока.
Понапрасну душу ты тревожишь,
