— Сколько,— спрашиваю я Унтунга,— набралось?
Юноша-старик вяло улыбнулся. Ответил:
— Не так уж плохо. Тысяча шестьсот рупий. Половина хозяину коляски, половина мне. Жить можно.
Унтунг медленно тронулся. Задеревеневшие ноги отходят не сразу. Вот он скрылся в темноте. Покрутит еще педали. Смотришь, и перехватит сотню-другую.
Этому парню родители дали имя, которое в переводе означает «счастливая судьба». Видно, им очень хотелось, чтобы у него сложилась хорошая жизнь.
Сувирьо появился на углу улицы, как всегда, около семи утра. Он выскочил из-за школы, развернулся и потрусил на полусогнутых ногах вдоль домов, крича в каждое окно, в каждые ворота сокращенное в один пронзительный звук название своего товара. По улице понеслось «йа... а... ам!». Сувирьо предлагал бубур-айям, традиционную яванскую рисовую кашу-размазню с кусочками курицы. У второго от угла дома его окликнула прислуга, сухонькая, издалека похожая на девочку-подростка яванка, к которой по воскресеньям, когда хозяева уезжали на дачу в горы, приходили целой группой внуки.
Сувирьо остановился, снял с плеча гибкое бамбуковое коромысло с огромными корзинами на концах. Там у него и провизия, и посуда, и газовая горелка, и даже табурет для клиента. Через минуту он уже протянул женщине дымящуюся кашу, присел на корточки, закурил, радуясь и передышке, и заказу.
Такая форма обслуживания характерна для Джакарты. На коромыслах по улицам носят горячую еду и прохладительные напитки, питьевую воду и керосин, овощи и фрукты, канцелярские товары и хозяйственные принадлежности.
Звонкими голосами предлагают свои услуги несущие походные «мастерские» на коромыслах стекольщики, сапожники, плотники. Как-то ко мне пришли молодые ребята, которые на плечах держали «цирк». В корзинах у них был двухметровый удав, пара обезьян, реквизит. «Ученая» собака бежала за ними на привязи. За несколько монет они показали нехитрые номера с дрессированными животными, первым среди которых было катание обезьян на собаке.
На концах бамбуковых коромысел порой висит до 100 килограммов. Гибкое дерево гнется, но не ломается. Выдерживают и привычные к тяжести плечи. Но до поры, до времени. Коромысельщики в среднем живут столько же, сколько и бечаки. Около 40 лет. Такой короткий век — прямой результат ежедневного марафона под не знающим пощады солнцем и бросающим в озноб тропическим ливнем. Не выйди «на линию» день-два — растеряешь клиентуру. Достаточно посмотреть на Сувирьо, чтобы стала очевидной горечь добываемого им хлеба. Глубоко запавшие в паутины морщин глаза, беззубый, ввалившийся рот, впалая, узкая грудь, согнутая колесом спина, никогда не знавшие обуви, разбитые ступни.
