Янни говорил: «Дисциплинируй свой ум!»
Верно и то, что сказала Реза: «Ты должна делать все сама».
Но моя душа больна, мозг парализован от страха, мысли оцепенели, вместо огня радости ледяные слезы. Я не живу, а влачу жалкое существование среди страхов и депрессии, и никто не знает выхода из этого круга.
Вернее сказать, все вокруг знают, что нужно делать, но их советы не помогают — они, как правило, касаются здоровья сильных, энергичных людей, которые крепко держат в руках свою жизнь со всеми ее колебаниями и перепадами. Я свою уже не держу, и она просачивается как вода сквозь пальцы. Только иногда еще веселые, жизнерадостные, сильные люди подстегивают меня.
Я знаю, что должна прервать связь с Симоном. Его жизнь — это ежедневная рутина без новизны, взлетов и переживаний, скучное однообразие с хорошей пенсией в качестве конечной цели.
Но я уже утонула в нем, его рот и мой пол — это одно целое: его руки и мое тело любят друг друга; наши дыхания хотят быть вместе; мы хотим осязать, лизать, тереться друг о друга; держать, прижимать, шептать на ухо непристойности. Это наш язык, которым мы в совершенстве овладели, на котором можем говорить только мы, и ни один из нас не говорил так ни с кем другим.
— Мммм!.. — Торак ущипнул себя за мочку уха, почесал голову и, наморщив лоб, взглянул на меня: — Как можно ошибаться в человеке… замечательно, сударыня! Я действительно представлял вас совершенно иначе. Хотя я, конечно, предполагал, что видимость и реальность не совпадают, но не допускал, что разрыв между ними может быть так чудовищно велик.
Я нашла его тираду бесцеремонной и рассердилась.
— Я не афиширую свои провалы перед широкой общественностью, господин Торак, это в высшей степени непрофессионально. Вполне достаточно того, что другие это делают. Когда разрыв между образом и реальным человеком становится слишком велик, в эту трещину срывается душа.
— И что тогда делать?
— Склеивать трещину, а между тем приводить свое творчество в соответствие с личностью. Или наоборот, что тоже помогает. Некоторые так никогда и не делают этого и потому сходят с ума. Со мной это уже почти случилось.
— Почти?
— Да, почти. Больше ничего пока сказать не могу, Торак. И далеко не уверена, захочу ли еще что-нибудь рассказывать.
— Я понимаю, ничего страшного. Послезавтра я буду у вас, уважаемая. Вы позвали меня, и вот, до пятницы я ваш!
Я бросила на него недружелюбный взгляд.
— Предполагай и располагай — гласит мой принцип. Мне кажется, любовь моя, у вас комплекс «ученика волшебника», по Гете.
