В который раз мы играем в эту идиотскую игру — думаю я и уступаю:
— Зато я не могу разделить твоего энтузиазма: если ты не приходишь сейчас, то нет нужды вообще это делать!
Сколько раз я это уже говорила? Когда я, наконец, смогу просто хлопнуть его по плечу и сказать: «Все было прекрасно, дорогой, но мы с тобой два разных мира и общего между нами не больше, чем между колдовством и менеджментом»?
С переездом я ощутимо отупела. Слова выпадали из головы, я уже не могла связно выразить какую-либо мысль; впрочем, у меня их и не было. Содержимое черепной коробки превратилось в студенистую кашу из негативных реакций. Ему нечего ответить, когда я что-нибудь рассказываю, он часто начинает во время самого рассказа зевать, живет в каком-то сумрачном мире безучастности почти ко всему, кроме секса, денег и торговли. И еще, пожалуй, чувства; да, теперь еще и чувство. Он хочет убежать от монотонности своей супружеской жизни, которая не дает ему ничего, кроме просмотра телевизора после рабочего дня. Он хочет ко мне — жить со мной, работать со мной и для меня. Но кроме абстрактного желания, у него нет ничего, никаких предпосылок: опыта, окружения и интеллектуального уровня — ничего. Кто он вообще такой, что я никак не могу его оставить?
У меня больше нет сил и выносливости, чтобы обтесать этот валун. Я понимаю все так хорошо, как никогда, отдаю себе полный отчет во всем и знаю, что нужно сказать всего несколько простых и окончательных слов, сделать это сразу, как только он позвонит, не откладывая.
Но ничего такого я, конечно, не говорю, потому что тоже хочу барахтаться в этом месиве чувств, играть в младенца, раскачиваться в материнских руках, чувствовать тепло, делать вид, что снова все в порядке, как тогда, когда нужно было только сосать и спать. Я хочу, чтобы он спал со мной, вылизывал меня, держал в руках. Я не хотела потерять его как любовника и поэтому играла в эту фальшивую игру. Причем играла по-крупному, а ставкой были мое здоровье, мой ребенок, моя жизнь.
Лавиния — моя склонная к эзотерике приятельница, которая торгует крестьянской мебелью, посоветовала мне мысленно защищаться огненным крестом. Дескать, знаменитые люди, которые у всех на виду, оказываются во власти разрушительных импульсов миллионов других людей. Я должна представлять себе световое яйцо, внутри которого нахожусь сама. Но световым яйцом я вряд ли смогу защититься от своих собственных инстинктов, подсознательных устремлений, от возврата к начальной ступени своего развития.
