— Эй, Ленц, ну где ты шатаешься? Пора начинать!
Том топчется на сцене и светит настольной лампой в зрительный зал.
— Да здесь я, и, между прочим, давно на своем месте!
— Ладно, значит, я подам Густу знак к началу. Через две минуты начнем. Ну, Ленц, покажи им!..
И он снова ныряет внутрь, к Густу. Когда Том за что-то берется, он делает это без дураков; стопроцентно надежно и весело.
Мой черный костюм от Тьерри Мюглер слишком короток и слишком узок — так было задумано. Плюс пятнадцатисантиметровые шпильки. Я семеню туда и сюда маленькими шажочками; делать большие шаги просто не удается.
От шапито идет пар; там внутри жарко, как в сауне, там три тысячи людей, и все пришли ко мне, ради меня, на мое шоу. Это высший взлет творческой карьеры, осуществление мечты. Чего скрывать, и на меня иногда находит — я хочу быть Тиной Тернер и страдаю от того, что это не так; но три тысячи зрителей для рок-кабаре — это абсолютный пик славы.
Тут самообладание изменяет мне. В стотысячный раз я водружаю на себя свою черно-желтую шляпку; Джей в пятый раз настроил гитару и неспокойно расхаживает по комнате.
Я хватаю его за рукав.
— Джей, — шепчу я, — ты только послушай, что там, внутри… Ты видел это… эту толпу? Я боюсь!..
— Чего? — смеется он. — Радуйся! Так и должно быть. Это же классно! Где еще у тебя было такое!
Мы с успехом давали это шоу добрую сотню раз во всех крупных немецких и австрийских городах, а здесь — игра на родном поле, он прав — нет никаких причин для волнения. И все же три тысячи зрителей — это три тысячи…
— Чего ты боишься? Ты же сделаешь это, как всегда, классно!
— Да, да… конечно.
Конечно я сделала, как всегда…
Но если б ты знал, Джей… никто не знает, как мне было…
Как в перерывах холодная стена гардероба была моей последней и единственной опорой, как я распластывалась по ней, трясясь от страха и волнения. Черный страх, болезненный, панический, животный, страх умереть и страх жить дальше, истерзанные нервы и парализованный мозг. Не так, как сейчас, когда страх — позитивная энергия, которая только ждет, чтобы превратиться в силу.
Я наконец взяла себя в руки и прочитала благодарственную молитву Богу за то, что снова могу быть такой сильной, здесь, в Мюнхене. Снаружи шумели, и постепенно этот шум сформировался в хор из тысяч голосов:
— Ле-на! Ле-на! Ле-на! Ле-на! Ле-на!
Мое сердце заколотилось где-то у горла, дыхание участилось. Сейчас это начнется. Вспыхнул свет, Пит сыграл соло на саксофоне. Потом музыкальный проигрыш, потом вступает Джей, соло на гитаре, небольшая реклама, и — вперед!
