Сцена была жуткая. Мы кусали ломти ветчины, хлеба, паштета, как термиты грызут деревяшку, механически, не глядя вокруг. Никакого удовольствия не было в наших глазах, только страх, что нам помешают.
Некоторые из нас умерли через несколько часов от этого изобилия — их организм не принимал больше пищи. Что с того! Они умерли сытыми.
В полночь, наевшись, я пожелал доброй ночи белозубому Петеру и пошел вдоль ограды, высматривая пса… Теперь, после случившегося чуда, я видел в нем ангела, доброго вестника. Его появление помогло мне продержаться последние дни перед освобождением. Я припас для него в кармане кусок паштета и заранее ликовал, представляя, как он его съест.
Но его нигде не было. Я говорил, пел, чтобы он услышал мой голос, но он так и не появился.
Я очень огорчился. Даже заплакал. Это было глупо — рыдать в такой вечер, когда я вновь обрел жизнь, свободу… А я — надо же — жалел о бродячем псе, которого и знал-то всего неделю, — я, лишь стиснувший зубы, когда погибли мои родители.
Назавтра я с отрядом заключенных покинул лагерь.
И снова мы шли много часов по белой равнине. Ничто не изменилось. Опять те же долгие марши… Некоторые падали, как раньше. И как раньше, никто не останавливался, чтобы не дать им умереть в снегу.
Вдруг слева от колонны я услышал лай.
К нам бежал пес.
Я опустился на колени, протянул ему руки — он бросился мне на грудь и яростно облизал лицо. Его язык, неожиданно шершавый, был чуточку противен, но я дал перемазать себя слюной. Этот пес, целовавший меня с любовью, был невестой, которая меня не ждала, семьей, которой у меня больше не было, единственным на свете существом, искавшим и нашедшим меня.
Нас обгоняли заключенные, продолжая свой путь в снегу. А мы с псом все смеялись и визжали, пьяные от счастья, радуясь встрече.
Я встал, только когда конец колонны скрылся из виду.
— Пошли, пес, надо их догнать, не то потеряемся.
Он кивнул своей плоской головой и, оскалясь, свесив из пасти язык, побежал рядом со мной, догоняя отряд. Откуда в нас взялась эта сила?
В тот вечер мы в первый раз легли спать вместе. С тех пор ничто не могло нас разлучить, даже женщина, — я встретил твою мать, уже когда он покинул меня.
В школе, где наш отряд остановился на ночь, прижимаясь к мохнатому боку моего пса, я меньше мерз, чем мои товарищи. Более того, гладя рукой его шелковистую морду, я вновь открывал ласку, нежность, человеческую близость. Я блаженствовал. Как давно мне не хотелось прикоснуться к теплому телу? В какой-то момент я даже почувствовал, что моему изгнанию пришел конец: с моим псом, где бы я ни был, я буду в центре мироздания.
