— Люди! — сказала она тихим шепотом.
Мы переглянулись и двинулись дальше. Наконец вышли на плечи скалы, но звуки раздавались поодаль. Медленно стали красться вперед и увидели отблеск костра, идущий будто бы из-под обрыва. Очи присела и махнула нам рукой, чтобы сделали так же. Подобрались к краю и глянули вниз.
Перед нами был обширный, совсем лысый каменистый уступ. Попасть на него можно было только с того места, где мы затаились. Внизу горел костер и веселились пять женщин. Впрочем, женщины ли это были, мы точно не знали: на плечах их лежали звериные шкуры, на лицах — маски, волос не видно, и лишь по высоким голосам можно было распознать молодых дев.
Привязанные к их одежде бубенцы звенели при каждом движении. Две девы держали бубны, третья — флейту, на ней она выводила мелодии, остальные гремели коровьими копытами, дули в рожки. Инструменты все были, как в наших станах делают, но эти одежды, крики и танцы вокруг огня были нам дики и странны. Кто это и откуда явились здесь? В оторопи наблюдали мы и не знали, что предпринять. В этот момент одна из них отошла к утесу и пнула большой сверток из шкур. Он казался мягким, катился плохо, она пинала опять и опять, толкая к костру. Остальные радостно завизжали и принялись танцевать быстрее.
— Девы, — охнула тут Согдай, — там наша Камка! — и указала на сверток. Мы пригляделись: из войлока торчали ноги, обутые в сапоги, какие Камка только умеет шить, из бычьих шкур. Такие одна Очишка еще носила, не узнать их было нельзя. Все ахнули.
— Отобьем! — сказала я твердо.
— Но оружия, оружия нет!
И правда, кроме детских кинжалов ничего не было у нас.
— Камни! — сказала Очи и, не дожидаясь нашего ответа, с высоким визгом «Айия!» вскочила на ноги и метнула вниз камень. Я увидела, как он ударил в плечо одну женщину. И не успели они опомниться, как Очи коршуном прыгнула вниз и кинулась в бой.
Медлить было нельзя. Я тоже закричала и прыгнула вслед за нею. Скатываясь, схватила камень и метнула в женщину. Он попал в голову, и если б голова была своя — не жить после такого удара. Но камень ударился о череп волка. Череп съехал набок, с женщиной же ничего не случилось.
Они побросали дудки и погремушки, выхватили кинжалы и стали драться. Дрались неистово. Ни ранить, ни повалить противницу нам не удавалось. Они еще и потешались над нами: отпрыгнув, приманивали, кривлялись, но стоило только сделать к ним шаг, отскакивали — и так без конца. Они травили нас, быстро и легко двигаясь. Я ничего не могла сделать: моя противница была сильней, быстрей и выносливей, к тому же плясунья отменная, гибкая и верткая. Меня разбирала ярость. Тогда я поняла, что не взять ее силой, надо хитростью, и принялась оттеснять к краю утеса. Она будто не догадалась, крутилась передо мной, но когда отступать ей уже было некуда, я сделала выпад — и сама чуть не полетела с обрыва: она, легко оттолкнувшись от края, сделала такой невероятный прыжок, что не только перепрыгнула через меня, но и пролетела над всей проплешиной и уже хохотала с другой стороны.
