Луноликой матери девы | страница 132

Она улыбнулась. Я не знала, чему она улыбается, меня трясло все сильнее, но, несмотря на это, я ощутила улыбку на своих губах тоже. Мне стало страшно от этого: будто бы внутри меня нечто знало то, в чем я сама не отдавала себе отчет. Оно знало и понимало все, о чем говорила Камка.

— Мы с вами находимся в центре луковицы. Поэтому все ээ стремятся сюда. Людям не дано так легко переходить границы, они слишком тяжелы и плотны. Много сил надо для этого. Тогда можно, как стрела, пронзить луковицу, попав в чужие миры. Сейчас вы сделали это вместе со мной. Когда-нибудь сделаете сами. Но нелегко же было, признаюсь, протащить вас за собой, — усмехнулась она. — Вы еще слишком тяжелы, а настоящая дева, себя посвятившая Луноликой, легка, как увядший лист. Ее даже ветер может унести в мир ээ. Ей надо усилие, чтобы оставаться на месте, а не наоборот.

И она опять улыбнулась, а я улыбнулась вместе с ней, хотя снова не знала чему. Камка опять была старухой: даже голос у нее стал дряхлым, а руки, которые она сложила по-старчески на коленях, мелко дрожали. Когда с трудом поднялась, чтобы идти в пещеру, то показалась такой древней, что у меня было желание ее поддержать. Но она остановила меня и пошла сама.

— Но как попасть в мир борзы? — крикнула Очи ей в спину. — Ты так и не ответила! Это нечестно!

— Спроси у охотника, которого гора слизнула ледяным языком. Спроси у того, кого сама хотела скормить алчным духам за власть над ними, — не обернувшись, спокойно ответила Камка.

Очи замерла, как подстреленная. Ни до, ни после мать ее не подавала вида, что ей известна история Зонара.

Позже научила нас Камка сзывать перед битвой алчных духов, чтобы помогали осилить врагов. Рассказала и о том, как стать стрелой, чтобы пронзать миры-луковицу и быть незамеченной среди ээ. Все, о чем хотела знать Очи, она узнала, но к тому моменту страсть ее улеглась. Как напомнила ей Камка о Зонаре, словно чужая шуба спала с нее.

Три дня Камка после того сидела в пещере, возвращала силы. Три дня Очи по лесам рыскала, а как вернулась, тиха была, и страсть, снедавшая ее — желание власти над сильнейшими духами, — казалось, ее покинула.

В конце лета, в сухой месяц кончилось наше у Камки ученье. Принеся обет Луноликой, мы отправились с кручи, чтобы больше никогда уже не бывать в тех местах.

Все дни пути мы молчали, погруженные в свои думы. Многому научились у Камки за это время, и зов домашних очагов, желание тихой жизни, какую ведут в станах, совсем покинули нас. Качаясь в седле, я спрашивала себя, готова ли к жизни в чертоге, стала ли уже такой девой, сильной и твердой, какой всегда мечтала видеть саму себя, и приходилось отвечать: да, я изменилась, я уже не та девочка, что пришла на посвящение. Камка все для этого сделала. Но радости я в себе не находила — слишком долгой и трудной была работа, изменившая меня. Было лишь спокойное чувство человека, достигшего конца пути и готового к жизни на новом месте — не счастливой и легкой, а просто такой, какой она будет.