— Еще бы! — ответил я.
Я, со своей стороны, не мог скрыть удивления тем, что он совсем не потрясен моим рассказом. Хотя, может быть, я несправедлив, может быть, все дело в его болезни, у него же туберкулез. Чужая душа — потемки.
— Пройдемся немного, — предложил он. — Я жду вас уже целый час. Здесь так холодно. На улице наверняка теплее.
Я был выбит из колеи, устал и предпочел бы лечь, но согласился выйти прогуляться.
Он встал, надел фетровую шляпу с черным крепом, плащ стального цвета, взял свой тяжелый, набитый портфель-и выронил его, не успев сделать и шагу. Из кармана портфеля выпали фотографии полковника в парадной форме — усатого полковника с приятным, даже несколько трогательным лицом. Мы положили портфель на стол, чтобы легче было все уложить, и нашли там еще сотни таких же фотографий.
— Что это значит? — спросил я. — Это же та самая фотография, знаменитая фотография полковника! Она у вас, а вы мне никогда не говорили!
— Я редко заглядываю в портфель, — ответил он.
— Но это же ваш портфель, вы с ним никогда не расстаетесь!
— Это не причина, чтобы все время в нем копаться.
— Тем более, давайте воспользуемся случаем и посмотрим, что там еще есть.
Он засунул руку, слишком белую, как у больного, с кривыми пальцами в другой карман огромного черного портфеля. И вытащил — как все это там могло поместиться? — немыслимое количество искусственных цветов, непристойных картинок, конфет, копилок, детских часов, булавок, пеналов, картонных коробочек, не знаю чего еще, целую кучу сигарет. «Сигареты — мои», — сказал он. На столе уже почти не оставалось свободного места.
— Но это же вещи того чудовища! — вскричал я. — И они у вас в портфеле!
— Я и не подозревал.
— Высыпайте все!
Он продолжал вываливать вещи на стол. Визитные карточки с именем и адресом преступника, его удостоверение с фотографией, затем, в маленькой коробке, — листочки бумаги с именами всех жертв, дневник с подробными признаниями, точным планом действий, изложение его кредо, доктрины.
— У вас здесь все необходимые улики! Мы можем добиться его ареста.
— Я не знал, — пробормотал он, — я не знал…
— Вы могли спасти столько жизней, — упрекнул его я.
— Я в смятении. Я не знал. Я никогда не знаю, что у меня есть, я не заглядываю в портфель.
— Это предосудительная небрежность, — сказал я.
— Прошу прощения. Я в отчаянии.
— Но, Эдуар, эти предметы не могли сами попасть в ваш портфель. Вы их нашли? Вам их дали?
Мне стало его жалко. Он весь покраснел от стыда.
