Неудивительно, что столь романтическая история пережила эпоху своего создания. По словам Гомера, это повествование было «на устах у всех», когда он приступил к сложению «Одиссеи». Греческие драматурги, не уступавшие в искусности и мастерстве Еврипиду, Эсхилу и Софоклу, посвящали аргонавтам свои пьесы. В III веке до нашей эры Аполлоний Родосский, возглавлявший знаменитую Александрийскую библиотеку, подробно изложил классическим гекзаметром историю аргонавтов:
Феб, начавши с тебя, вспомяну о славных деяньях
Древлерожденных мужей, что, следуя воле державной
Пелия, на крепкозданном Арго промчались сквозь устья
Понта меж черных скал, за руном золотым устремившись
[2].
Двадцать два столетия спустя мы с моими товарищами решили по-своему почтить память древних героев. Аполлоний следовал за аргонавтами в стихах; мы намеревались повторить их путь на деле. Мы построили точную копию корабля Ясона, двадцативесельной галеры 3000-летней давности, и отправились на поиски собственного золотого руна — фактической основы предания о Ясоне и аргонавтах. Нашим путеводителем была «Аргонавтика» Аполлония, обернутая в целлофан, который защищал книгу от дождя и пенных брызг. Пессимисты предрекали, что, если не задует попутный ветер, нам придется более миллиона раз на человека погружать весла в воду, прежде чем мы достигнем цели.
Наша галера — новый «Арго» — вызывала искреннее восхищение у всех, кто ее видел. На исследования, подготовку чертежей и строительство ушло три года, но всякому, кто любовался изящными обводами корабля, было ясно, что это время потрачено не напрасно. Пятьдесят четыре фута в длину, от мыска непривычного рылообразного тарана до оконечности кормы, галера походила на неведомое науке морское животное. Весла с каждого борта поднимались и опускались, точно лапы какого-то громадного зверя, крадущегося по спокойным темно-синим греческим водам. Два нарисованных глаза у носа настороженно всматривались вдаль, а на самом кончике тарана имелось углубление, чтобы держаться, и вода, заливаясь в него и стекая обратно в море, создавала впечатление, будто это ноздри, которыми корабль дышит.
— Что это там? — воскликнул вдруг кто-то, указывая чуть в сторону от курса галеры. — Какой большой плавник! Может, акула?
— Мне не приходилось слышать об акулах в Средиземном море, — ответил другой голос.
— Что там, Трондур? — крикнул я от кормила. — Что-нибудь интересное?
Мускулистый и бородатый гребец обернулся ко мне и дернул подбородком. С Трондуром Патурссоном, моряком и замечательным художником, мы уже совершили два плавания и знали друг друга настолько хорошо, что слова нам не требовались. «Йа!» — буркнул он, нагнулся и достал из-под гребной скамьи гарпун. Потом пробрался на нос корабля, и минуту спустя гарпун уже был крепко насажен на древко. Трондур замер с оружием в руке, выбирая момент для броска. Он выглядел настоящим Посейдоном.
