— Почему она вообще к вам обратилась? — спросила Джоэлла.
— Ее домогался один тип.
— И вы с ним разобрались?
— Ага.
— И думаете, что до него дошло?
— Тогда — думал. — Я остановился, остановилась и она. — Детектив, в последние несколько месяцев Карен Николс не насиловали и не избивали?
Джоэлла Томас внимательно посмотрела на меня, ища патологию — возможно, признаки сумасшествия, лихорадочный блеск в глазах, саморазрушительную одержимость.
— Если я скажу да, — спросила она, — то вы снова отправитесь разбираться с этим деятелем, как в прошлый раз?
— Нет.
— Правда? Как же вы тогда поступите?
— Передам информацию в правоохранительные органы.
Она широко улыбнулась. Зубы у нее были самые белые из всех, какие я когда-либо видел.
— Ага.
— Нет, честно, так и поступлю.
Она кивнула.
— Нет. Насколько я знаю, ни жертвой изнасилования, ни жертвой нападения она не была.
— О’кей.
— Однако, мистер Кензи…
— Да?
— Только учтите: если то, что я вам скажу, дойдет до прессы, я вас уничтожу.
— Понял.
— С лица земли сотру.
— Усек.
Она засунула руки в карманы и оперлась спиной о фонарный столб.
— Это я к тому, чтобы вы не думали, будто я такое трепло, что сливаю информацию каждому частному сыщику. Помните копа, которого вы в прошлом году разоблачили?
Я молчал, ожидая продолжения.
— Он вообще недолюбливал женщин-полицейских, а уж если ты еще и черная — и подавно. Если женщина давала ему отпор, он тут же распускал слух, что она лесбиянка. Когда вы его вывели на чистую воду, в полицейском управлении начались перестановки. Меня перевели из его отдела в убойный.
— Где вы нашли себя.
— Я заслужила это место. Но считайте, что я возвращаю вам долг. О’кей?
— О’кей.
— Вашу покойную приятельницу дважды арестовывали в Спрингфилде. На панели.
— Клиентов брала?
Она кивнула:
— Да, мистер Кензи. Карен Николс занималась проституцией.
Кэрри и Кристофер Доу — мать и отчим Карен Николс — жили в Уэстоне, в огромном особняке, бывшем точной копией «Монтичелло» Джефферсона. Дом, такой же большой, как и другие на этой улице, стоял на лужайке размером с Ванкувер, блестевшей от капелек воды, разбрызгиваемых тихо шипящими спринклерами. В этот район я поехал на «порше», который предварительно помыл и отполировал. Одет я был соответствующе — в духе детишек из сериала «Беверли-Хиллз 90210» — легкий кашемировый жилет, белоснежная и ни разу не надеванная футболка, брюки от Ральфа Лорена, бежевые мокасины. Реши я в таком прикиде пройтись по Дорчестер-авеню, то в момент схлопотал бы по морде, но здесь, похоже, подобный гардероб считался нормой. А будь у меня еще солнцезащитные очки за пятьсот долларов и не такая откровенно ирландская рожа, глядишь, меня бы еще кто-нибудь из местных и в гольф сыграть пригласил. Но тут уж ничего не поделаешь — Уэстон не стал бы дорогим районом в и так недешевом городе, если бы у здешних аборигенов не было каких-никаких, а стандартов.
