Прием выдался на редкость удачным; гости чувствовали себя легко и раскованно и даже не заметили, как за окнами начало светать.
Свободно текла непринужденная общая беседа, и никому — ни сенаторам, ни банкирам, ни ученым — не приходило в голову затевать серьезные разговоры. Оркестр Томми Дорси ненавязчиво наигрывал вальсы, по зеркальному паркету кружились пары.
Ах, какое это было удивительное время! Февраль 1946 года. Людям был свойствен оптимистический настрой, царивший сейчас и в этом залитом ярким светом зале, в атмосфере доброжелательности, надежды и любви.
В основном говорили о состоявшейся в 1945 году конференции в Сан-Франциско, на которой было объявлено о создании Организации Объединенных Наций, о Хиросиме и Нагасаки. И никто не сомневался, что появление атомной бомбы принесет мир всему человечеству.
Марк отвел в сторону Соломона Штайнера, выдающегося физика-теоретика, еврея по национальности, бежавшего из фашистской Германии.
— Для меня огромная честь находиться в вашем обществе, — сказал Марк с благоговением в голосе.
— То же самое могу сказать о себе, — аккуратно выговаривая слова, отозвался Штайнер. — Я слышал, вы участвовали в освобождении Вечного города. А еще мне говорили, что я не имел бы сейчас удовольствия разговаривать с вами, если бы не изобретение пенициллина.
— Да, мне повезло, я вовремя получил нужное лечение. — Повинуясь внутреннему импульсу, Марк с жаром произнес: — Знаете, мы собираемся привлечь к работе в «Картрайт фармацевтикалс» самых лучших специалистов. Вы понимаете, что я хочу сказать — уровня нобелевских лауреатов или кандидатов в лауреаты.
— Ах, какая жалость! Я как раз подписал контракт с Принстонским университетом, иначе непременно поступил бы к вам. Но среди моих друзей есть двое-трое, которые могли бы вас заинтересовать.
— Буду рад побеседовать об этом, как только вы назовете удобную для вас дату. Много времени я у вас не займу.
Выдающийся ученый протянул ему руку и улыбнулся:
— С удовольствием встречусь с вами, мистер Картрайт.
Марк и Фрэн вернулись в свою шикарную квартиру только на рассвете. Мягко освещенная элегантная спальня странным образом подчеркивала мужественность Марка, делая его в глазах Фрэн еще более желанным.
Спать обоим не хотелось — они еще были возбуждены шампанским и музыкой, да и новый день уже начался. Супруги заключили друг друга в страстные объятия и на некоторое время забыли об окружающем мире.
Позже Марк срывающимся голосом проговорил:
