Отхохотавшись, друзья уставились друг на друга.
— Итак, тебя отпустили, — констатировал Марк, все еще сидя на холодном мраморном полу.
Взгляд Винченцо стал виноватым.
— Оказывается, я ничего такого не сделал… — хриплым голосом пробормотал он.
Марка охватило двойственное чувство — отвращения и облегчения, однако облегчение победило. Он вскочил на ноги и испустил радостный вопль:
— Ура! Молодец!
— Господи, Марк, как тебе это удалось? Я ничего не говорил, как ты велел, и вдруг мне заявляют, что я свободен. Ничего не понимаю. Как это получилось?
— И не надо понимать. Однако быстро сработало! Даже не ожидал.
— Мне сказали, что она созналась, понимаешь? Соврала. И еще сказали, что во всем виновата она, а моя совесть чиста и я свободен.
— Все верно.
— Меня отправляют в другую часть.
— Куда?
— Еще не знаю. Завтра в шестнадцать ноль-ноль я должен явиться к полковнику Сондерсу.
— Ну ладно, Винченцо, пойдем, я куплю тебе что-нибудь выпить. Ведь надо отпраздновать твое освобождение. Только ванну приму, ладно?
— Спасибо тебе, дружище. — Винченцо протянул Марку руку. — Ты и впрямь спас мне жизнь, хоть я и не могу взять в толк, как это у тебя получилось.
Марк секунду боролся с собой и лишь после некоторого усилия заставил себя взглянуть в глаза Винченцо.
— Не надо меня благодарить, я сделал то, что должен был сделать, чтобы вернуть свой долг.
Когда же Марк наконец вылез из благословенной ванны, Винченцо, полностью готовый к выходу, уже ожидал его в гостиной.
— Слушай-ка, парень, — с ходу заявил он, — давай уговоримся о встрече. Надеюсь, ты не против?
— Буду только рад. Когда и где?
— В июне пятьдесят четвертого. В Риме.
— Договорились, лейтенант. Итак, запомните: вы обязаны явиться в «Гранд-отель» двадцать второго июня 1954 года ровно в шестнадцать ноль-ноль!
* * *
В тот же вечер, вернувшись в квартиру после вечеринки с приятелем, Марк засел за письмо жене. Из-под его пера вышло всего несколько строк, после чего Марк остановился и глубоко задумался. Продолжать не было сил.
Странная вещь, думал он, комкая лист бумаги и отправляя его в мусорную корзину, он всегда гордился своим происхождением и воспитанием, а теперь именно они ему мешают объясниться с самым дорогим человеком на свете. Скромность, застенчивость, замкнутость и гордость — вот что как препятствие встало между ним и Фрэн.
В полном отчаянии Марк встал из-за стола, вышел в тот самый коридор, где накануне так нелепо растянулся на полу, и принялся мерить его шагами.
