Тщетные надежды! Сесилию окликнули, она послушно вошла в слабо освещенную спальню и уставилась на затейливо украшенное распятие над кроватью.
— Пресвятая Богородица! — взвизгнула мачеха, как только Сесилия показалась в дверях. Женщина была беременна; отяжелевшая грудь возлежала на раздувшемся животе. — Что случилось? Что с тобой сделали? Платье изодрано… А туфли где?
Только теперь к глазам девушки подступили слезы. Хриплый звериный вопль, вырвавшийся из самой глубины ее души, заставил мачеху умолкнуть.
— Мерзавец! Бандюга! — взревел отец. — Кто он такой? Только скажи его имя, и я собственными руками порву ему глотку!
— Сперва помоги мне уложить ее в постель, потом сбегай за доктором и полицейским. А уж после можешь рвать ему глотку сколько вздумается. — Голос Маруччи звучал намного спокойнее.
Обычно Сесилия спала на старой кушетке в гостиной. Однако сейчас мачеха помогла ей забраться в собственную постель. Сжавшись в комочек и засунув кулаки между коленями, девушка затихла и лишь через минуту шевельнула непослушными губами:
— Воды… Умоляю, немного горячей воды.
— Пьетро! — командным тоном произнесла Маручча. — Хватай кувшин и вскипяти воды.
Застыв на месте, он смотрел на жену выпученными глазами.
— Ты слышал, что я сказала? Немедленно вскипяти воду для своей дочери!
Когда наконец Пьетро Тортелли пришел в себя и выскочил из спальни, Маручча склонилась над девушкой и, гладя горячий лоб, негромко заворковала:
— Бедняжка! Какое счастье, что твоя матушка не дожила до этой минуты…
Сжав кулаки еще сильнее, Сесилия закусила губу. Да как она смеет упоминать несчастную мамочку! Беспомощная, страдающая от невыносимой боли, мама еще не успела умереть, как отец привел в дом эту ведьму.
В спальню вернулся Пьетро Тортелли с кувшином горячей воды в руках.
— Кто этот подлец? — снова спросил он, постукивая кулаком по столу.
— Убирайся отсюда, — велела Маручча. — Мужчине здесь не место. — Внезапно глаза мачехи радостно вспыхнули: она заметила уголок шоколадки «Херши». — Что это у тебя? Ну-ка, разожми кулак! Кому говорят? Немедленно разожми кулак!
Она подтянула к себе одну руку девушки, потом другую.
— Ну же, покажи, что ты спрятала.
— Нет! — Решительный тон падчерицы ошеломил женщину, и она выпустила руки Сесилии. — Первыми это должны увидеть полицейские.
Поведение мачехи удивило Сесилию. Она никак не ожидала, что Маручча станет безропотно оказывать ей помощь, да еще с лаской и вниманием, чего девушка никогда от нее не видела. Значит, помимо взаимной ненависти, обеих связывал первобытный ужас, свойственный всем без исключения женщинам, — ужас перед изнасилованием.
