— Спасибо, — едва слышно прошептала Кейт.
— Тебе необходим врач!
— Ты обещала…
— Ну пожалуйста, Кейт!
— Ерунда, — прошелестела подруга одними губами. — Тебе сейчас гораздо труднее, чем мне. Я чувствую, что скоро все кончится, можно сказать — уже кончилось.
Джина снова намочила полотенце, а когда клала его на лоб Кейт, обнаружила, что он стал еще горячее, словно температура дошла до точки кипения. Кейт застонала.
Выскользнув из комнаты, Джина нашла свою телефонную книжку и трясущимися пальцами набрала номер Руфуса.
Англичанин-дворецкий снял трубку после первого же звонка.
— Резиденция Картрайтов.
— Будьте добры, могу я поговорить с Руфусом?
— Как о вас доложить?
— Это Джина О'Коннор.
— Да, но сегодня День благодарения и господин Руфус празднует со своей семьей. — В голосе дворецкого сквозило явное неодобрение. — Оставите сообщение, или мне все-таки оторвать его от стола?
— Пожалуйста, позовите его к телефону, — твердо сказала Джина.
— Одну минуту, мисс О'Коннор.
Издав долгий вздох, дворецкий зашагал по обшитому деревянными панелями коридору к столовой. В такой день беспокоить господина Руфуса! Склонившись над его стулом, дворецкий тихо проговорил:
— Простите, господин Руфус, но вас просят к телефону.
— Вы что, не могли принять сообщение? — с некоторым раздражением спросил Руфус.
— Это мисс О'Коннор. Говорит, что дело спешное.
— Ах вот как. Понятно. Благодарю вас, Алек. — Повернувшись к бабушке, Руфус с присущей ему вежливостью произнес: — Извини, бабушка, но мне надо подойти к телефону.
Откинув голову, Лючия Картрайт, дочь графини де Салавинчини ди Каполи, одарила его милой улыбкой.
— Конечно, сын мой, иди, раз нужно.
Едва он вышел, она вскинула бровь и взглянула на Марка.
— Что это еще за спешное дело?
Потом Лючия перевела глаза на стол и с удовлетворением оглядела вышитую флорентийскую праздничную скатерть — малую долю приданого, пятьдесят лет назад принесенного мужу. В ярких лучах люстры всеми гранями сверкали тяжелые хрустальные бокалы для воды и вина и тонкие, высокие — для шампанского. Изящное столовое серебро великолепно гармонировало со старинной, восемнадцатого века, посудой севрского фарфора. Стены украшали тоже старинные гобелены. Правда, невестка сперва воспротивилась, ибо на них были изображены сцены охоты, но потом все-таки согласилась и в конце концов сама влюбилась в изумительные гобелены.
На праздничном столе все было не только изысканно, но и чрезвычайно дорого. И все это когда-нибудь перейдет во владение Руфуса.
