Признаться, я ревную. Потому что сам я — как холодильник. Мой отец был таким же. Кстати, именно это и убило беднягу. А я — просто крупный мужчина. Я обычно говорю, что у меня просто широкие кости. Стараюсь делать вид, что мне на это наплевать. Кстати, полноту можно скрыть хорошим костюмом. Но, черт возьми, вес мой все больше и больше. Чего я только не делал, чтобы бороться с ним! Дважды в неделю я ходил в спортивный зал в Холборне и изводил себя упражнениями на тренажерах — крутил педали, но это так надоело мне, что я стал брать с собой книгу, чтобы хоть немного отвлекаться. И еще я играл в мяч — кстати, довольно часто — раза два в год. Никак не мог выкроить больше времени на это. Я перестал есть хлеб, пироги, сандвичи, расстался — прости Господи! — с оральным сексом. И с пивом. И с вином. (Правда, не совсем.) Неделями питался какой-то синтетической некалорийной дрянью! Должен сказать, что я вовсе не такой уж и увалень — запросто хожу в горы. Но, Боже мой, как мне все время хочется съесть большую тарелку жареной картошки, и я то и дело вынужден проделывать новые дырки в ремне. Грустно все это.
Впрочем, гиперактивность Гарриет все же лучше, чем когда она бродила бесцельно по дому, делая вид, что не замечает меня, или бросая на меня взгляды, смысл которых сводился к одному — «этовсетвоявинаичертвозьмичтонамтеперьделать?» Однако забавно, как мы с нею поменялись ролями! Она вся отдалась своей новой страсти, а я должен сюсюкать с детьми. Надо полагать, ее отец подкинул ей деньжат, во всяком случае, Г. получила письмо со штампом Эдинбурга. Уж наверное, папаша послал ей денег. И не забыл прочесть лекцию о моей полной несостоятельности и безнадежности житья с таким типом, как я.
Джонти сразу же стал отвратительно себя вести. Просто ужас какой-то! Терпеть не могу, когда дети не слушаются.
Зато с Тимоти все хорошо. Правда, неизвестно, что он еще может выкинуть. Вот, например, сегодня утром он пришел ко мне в кабинет и заявил, что будет продавать цветы. Я решил, что это неплохая игра — в магазин. А когда через полчаса я отправился в туалет, то увидел своего сынка, который стоял на Блэкхит-драйв, сжимая в кулачке букет из увядших люпинов и других цветов, которые он нарвал у нас в саду. Букет был аккуратно завернут в целлофан для упаковки продуктов. Он навязывал цветы всем прохожим. Я вынужден был выйти на улицу и прекратить это безобразие. Господи, он так смутился! Мне пришлось объяснить сынишке, что он не должен заниматься такими вещами. На что он мне вполне резонно ответил, что я сам разрешил ему торговать цветами. Ну почему я ответил ему: «Да, конечно, ты можешь продавать цветы», — вместо того, чтобы сказать: «Нет, ни в коем случае!»? Четырехлетнему человеку нелегко все это понять. Короче, в результате он надулся и демонстративно перестал замечать меня — даже его брат мог позавидовать такому поведению. Мне понадобился чуть ли не час, чтобы вернуть его с небес на землю. «Тимми, — крикнул я, — ты хоть слышишь меня?»
