* * *
Вот ведь нелепость! Днем я вдруг обнаружил, что стою в туалете на коленях, закрыв глаза, и… молюсь! Это что-то, в особенности если учесть, что я не доверяю ни одной религии, да вот только за последние три дня я дошел до такого состояния, что готов был на что угодно. В жизни со мной такого не было, поэтому я и принялся молиться в уединении сортира. Будто молитва могла мне помочь! Конечно, не могла, но хоть я побыл там один. Не могу же я допустить, чтобы Г. видела, в каком ужасном я настроении. И дети не должны знать, что со мною; как бы малы они ни были, Джонти и Тимбо все понимают.
А вообще-то, я решил излить душу экрану дисплея. Вчера я набрал тысячи полторы слов, годящихся для описания моей жизни. Это выглядело примерно так: бедность, жизнь, бедность, вина, бедность, моя женитьба, бедность и еще что-то вроде этого. Но потом я прекратил истязать себя и просто выключил компьютер. Сегодня я решил взяться за дневник (его никто не сможет прочесть, не зная моего личного пароля). Может статься, дневник этот кому и пригодится. Как, например, материал для описания самого долгого самоубийства на свете. Уж, во всяком случае, лучше таким образом давать выход своим чувствам, чем стоять на коленях в сортире, скривив от боли лицо.
И еще сегодня приходили судебные исполнители. Я знал, что это рано или поздно произойдет, скорее, впрочем, рано, чем поздно. Я продал свой «сааб», чтобы мы смогли протянуть до конца мая. Конечно, я не имел права этого делать, потому что в собственности у меня остались, пожалуй, лишь «дворники» от машины да с половину радиатора. А вся остальная часть моего «железного коня» давным-давно принадлежала финансовой компании. В апреле мне еще казалось, что продажа «сааба» — самая крайняя мера, к которой прибегать и не придется.
Но они ничего у нас не нашли. Ничего! Мы спрятали дисплей, процессор. Спрятали даже кое-что из вещей Г.
Какая мерзость!
Позвонил Грэхему. Он сам говорил мне, чтобы я позвонил ему, еще в мае говорил. И — ничего. Кажется, он просто не хотел ничего знать. А мне пришлось держать себя в руках и прикидываться, что мне все равно. Я отлично справился со своей ролью, особенно если учесть, что делал я все под давлением. Да, это мне надо было быть актером, мне, а не Гарриет. Он спросил меня, как дела. Я едва не выпалил ему всей правды, но сумел сдержаться и лишь произнес: «Вообще-то неплохо. Могли бы, конечно, быть и лучше, но и так жаловаться не приходится. Мне так нравится быть самому себе боссом. И не надо никому лизать задницу. «Старина Грэхем — признаться, не такая уж и сволочь — хохотал до упаду и сказал: «Удачи тебе, приятель!» И повесил трубку.
