Когда они приближались к цели, он велел Саре закрыть глаза, поскольку ее ожидал сюрприз. Хихикнув, она зажмурилась и из экипажа позволила себя вывести за руку. У Вилли был тщательно разработанный план, по которому он предпринял массу предосторожностей с тем, чтобы предварить негодование папаши Эсбергера и Сары, когда они обнаружат, какой именно бизнес он затевает. Механизмы были установлены только два дня назад. Вывеска появилась лишь утром, и так было устроено, что еда и выпивка, поставщиком которых являлся папаша Эсбергер, были доставлены на Рейбурн-стрит в те часы, когда шла церемония в синагоге. Вилли теперь видел результат всех своих хлопот на прошлой неделе: это его первые шаги к последующей славе; еще вчера фронтон был укрыт от взглядов полотнищами. Теперь все открылось и все сияло. Сердце его билось с гордостью; он подал знак, и из внутренней аркады фонограф начал изливать звуки свадебного гимна "Грядет невеста". Некоторые гости, появившиеся раньше других — наиболее незначительные, из числа его бывших сослуживцев по фирме Германна Глэнца — присоединились, громко подпевая, хотя и не попадая в такт пения других и звучания фонографа. И вот тогда Вилли разрешил хихикающей Саре открыть глаза. Ее реакция, однако, была совершенно не той, какую он предвкушал. Она удивилась, конечно, но удивление ее было столь сильным, что она рухнула на колени, и он вынужден был подхватить ее, чтобы предотвратить падение. Взгляд ее выражал то единственное, что может в такой ситуации выражать взгляд порядочной благовоспитанной девушки — лишь смущение, сопровождаемое принужденной улыбкой в сторону свидетелей публичного конфуза.
— Вилли, — пробормотала она наконец, — но это же не пошивочный бизнес.
— Да, — ответил он, совершенно не обеспокоенный ее реакцией и сияя от гордости. — Это "Галерея развлечений" Вилли Сейермана. Лучшая галерея из всех в этом роде.
В это время начали прибывать экипажи с гостями, как раз в тот момент, когда Вилли, специально для фотографа местной прессы поднял свою невесту на руки и держал ее в традиционной позе на фоне "Галереи". Чтобы как-то оправдать выражение ужаса на лице невесты, он стремительно приблизил к камере ее лицо вместе со своим, будто бы в страстном порыве.
А гости все подъезжали. Некоторые забавлялись, обнаружив, какого рода дело затеял Вилли без ведома папаши Эсбергера; другие едва могли скрыть свое ужасное потрясение. Те, что улыбались, невольно начали прощупывать свои карманы в поисках мелкой монеты для игры с автоматом. Один гость — член городского управления — определял мощь своего кулака, а его супруга, успевшая, судя по всему, хлебнуть до брачной церемонии, вступила на площадку автомата, измеряющего вес, и когда на циферблате показались цифры — а они говорили о весьма солидном весе, — это послужило сигналом для вспышки веселья, распространившегося по всей "Галерее". Несколько фонографов в разных концах играли одновременно: свадебный марш, таким образом, вынужден был конкурировать с "Любовной песнью Готтентота", в другом конце звучало "Я возвращаюсь домой в темноте", еще дальше — "Плесни-ка мне, а я плесну тебе"
