Время от времени входил Оскар, и тогда начинались зловещие шепоты между ним и Леушкой. Он владел своими чувствами гораздо лучше, но тоже отчаянно беспокоился. Иногда Леушка, взглянув на него, начинала бессмысленно бормотать:
— Это Божья кара, Божья кара. Бог слышит, Бог все слышит…
Или Оскар вдруг замирал возле детской постели и начинал бить себя в грудь стиснутым кулаком, как Джеймс, идущий на торжество Дня Искупления, и распевал еврейские покаянные молитвы. В ту, третью ночь, когда температура поднялась за сорок градусов, дыхание Алекса превратилось в череду коротких задыханий, внезапно прерываемых отчаянно судорожными глотками воздуха. Он падал, и скорость падения будто бы регулировалась резинкой, на которой он держался. Резинка растягивалась и растягивалась, но не давала упасть вниз, а потихоньку замедляла падение, и вот она еще растягивается, и еще растягивается, все дальше и дальше, и вот сейчас она должна оборваться, сейчас, сейчас, сейчас она уже не сможет больше растянуться… В середине этого долгого, ужасающе-медленного падения Алекс внезапно почувствовал спокойствие, как будто он уже не был в своем теле, а стоял снаружи, наблюдая его падение со стороны; и, действительно, падение оказалось не такой уж страшной вещью, раз ты можешь смотреть на него глазами зрителя; здесь он достиг точки, где все ощущения прекратились и то, что осталось, было отделено сознанием и происходило с кем-то совсем другим. Алекс потерял сознание всего на несколько минут; он очнулся от запаха уксуса возле самого носа, и увидел белое, насмерть перепуганное лицо матери, висящее над ним. Она казалась такой бледной, что он подумал: я должен присматривать за ней. И он улыбнулся ей, пытаясь ее успокоить, и пробормотал:
— Не волнуйся, мама, не волнуйся, пожалуйста.
Затем он провалился в глубокий, спокойный сон и проспал двенадцать часов, а когда проснулся, ему стало легче.
Когда жар спал, он все еще был слаб, и теперь Леушка посвятила себя его выздоровлению. Во-первых, она решила, что он может есть только легкую, хорошо усваиваемую пищу. Во-вторых, она ограничила его рацион супами. Посадив его в большой кровати, обложив подушками, она с ложечки кормила его крепким бульоном.
— Ну, еще капельку супа. Ты будешь еще суп? Он тебя укрепит.
И она счастливо улыбалась, видя, что его аппетит возвращается.
— Кусочек цыпленка? Простой вареный цыпленок не может тебе повредить. Вот, я дам тебе белое мясо, нежное, как масло, оно только на пользу. Вот так, хорошо, кушай. Кушай и поправляйся.
