Свернув за угол, я увидела несколько машин, которые медленно подъехали к отелю и остановились. По иронии судьбы эта процессия оказалась свадебным кортежем. Из первого автомобиля вышли жених и невеста, а из остальных — гости.
Вестибюль уже до отказа был набит нарядными гостями, они оживленно разговаривали, улыбались, приветствовали друг друга. Я, должно быть, выглядела довольно странно в своих потертых черных слаксах и старой замшевой куртке. Но меня это мало волновало. Довольно грубо проложив себе дорогу сквозь толпу, я, наконец, оказалась у лестницы.
Мне даже не пришлось спрашивать клерка, в каком номере находится Эван. Я сама раньше останавливалась в той же самой комнате. В те более счастливые дни мы вместе ходили на танцы или посещали театр.
Звук моих шагов заглушал толстый ковер на лестнице, но сердце так сильно билось в груди, что казалось, его стук слышен даже, несмотря на монотонный гул голосов, в вестибюле.
Я почти бегом поднялась по ступенькам и в одну минуту очутилась у двери пятого номера. Мне не терпелось поскорее увидеть человека, который так унизил меня.
Громко постучав и не получив ответа, я дернула за ручку. Дверь оказалась не запертой, и я смело ее распахнула.
Сначала я не заметила Эвана. Увидев, что дверь в спальню, располагавшаяся в противоположной стороне гостиной, открыта, я сразу же направилась туда. Но вдруг какое-то неожиданное шевеление сбоку привлекло мое внимание.
На диване перед электрическим камином в грациозной позе возлежал Эван с бокалом виски в руке.
Он испуганно поднял глаза и посмотрел на меня, когда я подошла ближе. Его волосы были взлохмаченными, а костюм помятым. Похоже, он в нем спал. Лицо покраснело, но в глазах, обращенных ко мне, я увидела столько грусти, тоски, какой-то муки, что мне сразу же захотелось, как и прежде, немедленно обнять его, приласкать и пожалеть. Но приступ жалости угас в ту же секунду, в которую и возник. И я стояла перед ним — воплощенная Немезида.
С трудом поднявшись с дивана, он залпом осушил остатки виски в бокале и с вызовом посмотрел на меня покрасневшими глазами.
— Дина! Что ты здесь делаешь? — Он попытался поставить бокал на стол. — Майк сказал мне, что он все передал тебе…
— Тебе не кажется, что тебе самому следовало бы сказать мне это! Ты не мужчина, а слизняк! — Я выплевывала слова ему в лицо.
— Дина! Послушай! Ты просто обязана меня выслушать!
Но я вовсе не собиралась выслушивать его извинения. Меня уже тошнило от его нытья. Язык непроизвольно выплевывал те слова, которые всю дорогу до Глазго крутились в моей голове.
