Накинув на себя попавшуюся под руку одежду, Полина и Лизанька выскочили во двор.
— Идемте, барышни, идемте, — торопил Панкратыч, опасливо поглядывая на дом.
Крыша уже занялась. Шапка огня над ней быстро росла и становилась все ярче.
— Ну что же тетушка-то не идет? — тревожилась Поля. Подалась было к дому, но Панкратыч весьма неучтиво схватил ее за руку.
— Нельзя туда, — произнес он строго.
Огонь был таким, что даже на этом, казалось бы, безопасном расстоянии его жар был нестерпимым.
И вдруг в окне второго этажа показалась Клеопатра Семеновна. Рубашка на ней горела.
— Тетя!!! — дико закричала Полина, увидев как огонь охватил фигуру Клеопатры Семеновны. Не в силах оторвать взгляда от окна, девушка в рыданиях билась в руках Панкратыча. В ужасе смотрела она, как огонь набрасывался на свою жертва, как обреченная тетушка из последних сил вскинула руку, державшую какой-то темный предмет, и... тут крыша дома просела и обрушилась внутрь, подняв сноп искр, и гигантский столб огня с ревом взметнулся в небо.
...Последнее, что видела Поля, теряя сознание, это вылетевшую из пламени шкатулку, к которой бросился конюх...
— На Арское поле! Все следуйте на Арское поле! — раздалось где-то совсем рядом, и Полипа открыла глаза.
— Очнулась! — услышала она голос Лизы. — Терентий, она очнулась!
— Вот и слава Богу, — послышался откуда-то сбоку голос Панкратыча.
Полина приподнялась на локтях и огляделась. Они с Лизой ехали на тряских дрогах — длинной телеге, на которой возят покойников на погост. Панкратыч шел сбоку, рядом с возницей, в потной сермяге. А вокруг тем временем творилось невообразимое! Улицы были переполнены экипажами, верховыми и пешим людом. Вся эта лавина, двигавшаяся вверх по Рыбнорядской, походила на бушующую реку, в которую из ближайших улиц вливались все новые и новые потоки.
Арское поле напоминало то ли огромный цыганский табор, то ли бивуак отступающей армии. Брички, кареты, коляски, телеги со скарбом и без, цветастые татарские шатры и походные палатки занимали все поле от Варваринской церкви до конца Куртинского погоста. И даже сюда долетал пепел выгоревшего на семь верст в окружности города.
Панкратыч неизвестно куда пропал и вернулся только к вечеру, раздобыв где-то узкогорлый кувшин молока и ломоть ржаного хлеба.
Поужинав, Поля с Лизанькой стали устраиваться на ночь, и тут Панкратыч передал Полине шкатулку.
— Возьмите, барышня, — сказал он и, вздохнув, полез под дроги, где на охапке сена уже храпел возница.
