Штальбаум, кашлянув, почтительно поинтересовался:
— А что господин Сеславин?
— Этот вражина в пух проигрался, да и пустил себе пулю в лоб — гореть ему вечно в аду! А вот что с дитем стало — не ведаю. В душе надежду лелею, что сеславинская родня, коя в Казани обретается, не оставила сиротку. Самого-то меня тогда гордыня да упрямство заели. А теперь кроме этой внучки нет у меня прямых потомков. Сродственников уйма, токмо не лежит сердце сей жадной своре отдать нажитое службой беспорочной. Да и виноват я перед Машенькой. Посему, — старик как-то хлипко потянул носом, — когда уже близок мой последний час, решил я отказать все свое состояние внучке, имени которой даже не знаю!
Граф часто заморгал глазами и умолк. Надворный советник, застыв в почтительной позе ожидал продолжения разговора.
— Я знаю, господин архивариус, — наконец произнес Лопухин, — что не так давно вы отыскали правомочного наследника покойного князя Лобанова. Знаю также, что ваши опытные помощники умеют держать язык за зубами. Я хочу, чтобы вы нашли мою внучку, составили бы о ней мнение и доложили мне. И если мнение будет лестным, мы впишем ее имя в завещание и я поставлю под ним свою подпись.
— А если оно не будет лестным? — осторожно спросил Штальбаум.
— Тогда не будет и сего завещания. Главное — мне нужна правда. — Граф устало откинулся на подушки. — Естественно, все надо сделать скрытно и быстро, по крайней мере до того, как меня приберет к себе Господь. Ну и, конечно, вам и вашим помощникам при любом исходе дела, будет выдано щедрое вознаграждение. Вы согласны?
— Согласен, — ответил архивариус.
— Деньги на дорожные расходы получите у моего управляющего. Желаю удачи.
Штальбаум поднялся и, почтительно поклонившись, направился к выходу. Дверь в графскую спальню была почему-то приоткрыта, хотя он точно помнил, что войдя плотно прикрыл ее. Но в голове уже роились мысли, порученного дела касаемые: кого и сколько человек посылать в эту далекую Казань, какие инструкции для них готовить. Размышляя над этим, надворный советник вышел из комнаты, не заметив, как кто-то, очень ловкий, шмыгнул за портьеры. Через минуту оттуда появился молодой человек и, уже не таясь, направился в сторону залы. Его шаги гулко раздавались в пустом коридоре, но их никто не слышал: ни сидевший в это время на кухне камердинер, ни старик дворецкий, ни старый граф в своей спальне, который лежал в постели, устремив невидящий взгляд в узорчатый потолок.
