Грейс отвела взгляд. То, о чем он говорил, было просто ужасно. Она даже представить себе не могла, через какие ужасы Юлиану пришлось пройти за века своего существования. Боже правый, люди с животными обращаются лучше!
– Они призывали тебя, и никто из них не говорил с тобой и не одевал?
– Мечта любого мужчины! Миллионы женщин падают к твоим ногам, не требуя ни чувств, ни обещаний; и им ничего не надо, кроме тела и нескольких недель наслаждения. Разве не здорово? – Желчь в его голосе стала еще заметнее.
– Что ж, выходит, я не такая, и тебе придется надевать что-нибудь, когда мы будем выходить на люди.
В глазах Юлиана мелькнул неподдельный гнев.
– Меня прокляли не для того, чтобы выставлять напоказ. Я здесь только для тебя, для тебя одной.
Это звучит очень заманчиво, но едва ли она клюнет на это. Грейс не могла использовать человека, как использовали Юлиана другие, – в этом было что-то неправильное. Она никогда не простит себе, если поступит с ним как с рабом.
– Пусть так. – Грейс упрямо вскинула подбородок. – Все равно я не хочу держать тебя взаперти, так что тебе понадобится одежда. – Она начала рыться в стопке вещей. – Давай посмотрим, что тебе больше подойдет. – Грейс взяла несколько комплектов одежды и силой заставила Юлиана войти в примерочную.
Оказавшись в тесной комнатке, Юлиан замер, смущенный сразу тремя вещами. Во-первых, теснота и холод помещения сразу вызвали у него панический страх. Целую минуту он не дышал, с трудом справляясь с желанием вырваться из этих давящих стен.
Но еще страшнее клаустрофобии было лицо, которое Юлиан увидел в зеркале. Он несколько веков не видел своего отражения, и теперь это лицо напомнило ему лицо отца, отчего ему даже захотелось разбить зеркало. Те же черты, тот же высокомерный, презрительный взгляд. Не хватало только длинного глубокого шрама, который пересекал левую щеку отца. Впервые за бесчисленные столетия Юлиан увидел отражение трех тонких косичек, олицетворяющих его статус командира. Он поднял руку и дотронулся до них, чего не делал прежде, и тут же вспомнил тот день, когда заслужил их.
Это было в день битвы при Фивах, когда его командир пал в бою и македонские войска начали в панике отступать. Тогда он поднял меч командира, перегруппировал войска и повел их к победе.
На следующий день после битвы королева Македонии лично заплела ему косы и закрепила на конце бусинами со своих бус.
Юлиан сжал стеклянные бусины в кулаке и посмотрел на кольцо на правой руке. Он так давно носил его, что в конце концов перестал замечать.
