Он пошел домой, поставил самовар и выпил подряд пятнадцать стаканов чаю с вареньем.
* * *
Утром тетя Малкеле появилась во дворе с радостной вестью. Она вкусно перецеловалась со всеми Зелменовыми и вообще с людьми, которые ей встретились по дороге. Было ясно, что об обрезании уже нечего говорить. Таких вещей сейчас добиться невозможно. Хотелось спасти хотя бы имя.
Дядя Юда и дядя Ича поднялись к Бере и заявили ему со всей решительностью, что настаивают на том, чтобы ребенок назывался Залменом. Свое они сказали и, как два бедных родственника, остались ждать ответа.
Бера ответил так:
— Насчет имени я еще должен подумать, но, во всяком случае, не Залменом будет называться мой ребенок, потому что дедушка Зелмеле был, по целому ряду признаков, кулаком, и, кроме того, для меня вообще не ясно, откуда это дедушка взял деньги, чтобы построить двор.
Действительно — откуда?
— Так что же ты хочешь этим сказать? Что наш отец был карманным вором? — стали они наступать на него.
Бера и на этот раз нашел нужным не отвечать.
* * *
Утром из больницы пришло ставшее всем известным решение Хаеле, что ее ребенка зовут Зелмеле. Запахло порохом. Бера тогда круто промолчал, скулы у него обозначились острее — признак того, что бой принят.
Комсомольцы (сорванцы) стояли наготове.
Видно, давно уже не было шума во дворе!
Старики притаились в домах, прикинулись дурачками, будто они не знали, в чем дело, а сами краем глаза наблюдали за неприятелем. Машина строчила, рубанок строгал, и тикали все старые часы дяди Зиши.
Днем, когда никаких перемен в реб-зелменовском дворе еще не наблюдалось, дядя Ича пел песню:
Я шью сермяги и поддевки —
Для мужичков моих обновки,
Для моих лапотничков,
По дешевке.
Все починю я, все исправлю,
Заплаты крепкие поставлю.
Моих лапотничков
Не оставлю…
И хитро подмигивал тете Малкеле:
— С невесткой, скажу я тебе, мы угадали как нельзя лучше!
* * *
Вечером, когда тетя Малкеле собиралась в больницу, Бера вдруг позвал ее к себе и попросил передать роженице, что его сына зовут Марат.
— Если Хаеле это не понравится, — потягивал он свой ус, — она может завтра же взять и выйти замуж за кантора.
Дядя Ича энергично подтянул штаны и приготовился драться.
— Подайте мне его сюда, этого буйвола, я его сотру в порошок!
А дядя Юда крикнул, задрав голову к окну Беры:
— Кто ты такой, хамло, что ты хаешь моего отца?
И дядя Зиша тоже вышел. Он сказал женщинам (интересно знать, почему дядя Зиша обращается всегда к женщинам?):
