– Ну?
– То-то вот. Писания не разумеешь. В Деяниях апостольских, знаешь, что говорится? Двух, Петра да Иоанна, к начальникам привели и говорят: бросьте народ учить, мы вам не приказываем, а святой апостол отвечает: разве хорошо пред Богом вас, начальников, больше Бога слушаться? Ну, и не послушал их. Вот как. И все-то почитай апостолы за непослушание властям были казнимы. Господь велел начальству повиноваться! Да велел только до тех пор, покудова начальство безбожного дела не требует. А разве «пли» – не безбожное дело?
– Вот посмотрим, запоешь не то завтра-то, – сонным голосом, почти засыпая, пробормотал Поддубный.
Начинало светать, мутный свет клочьями пробивался сквозь серую мглу. Где-то за лесом не то кто-то плакал, не то собака лаяла… Белый туман поднимался над пожелтевшей травой.
Вдруг откуда-то издали послышался почти неуловимый гул.
– Идут!
Это слово, произнесенное кем-то из казаков, как искра, пробежало по всем.
– Идут!
И все тяжело и сурово стали подыматься с земли.
Действительно, на краю села чёрной, кривой лентой показалась толпа народа. Лента росла, ширилась, можно уже было разобрать, что это движутся люди, а вместе с тем рос стройный гул, который начинал походить на какую-то грустную, протяжную песню.
Поддубный красными от плохого сна глазами бессмысленно смотрел на клубы поднимавшегося тумана.
– На лошадь! – скомандовал офицер, ёжась от холода и платком отирая мокрые усы.
А толпа всё росла, всё приближалась. Песня становилась всё ясней, всё протяжнее.
Казаки выстроились в ряд, преградив дорогу. Лошади фыркали и нетерпеливо били о сырую, холодную землю.
– Ну, секта! держись теперь, – буркнул вполголоса Поддубный своему соседу Ефименко.
В это время толпа подошла совсем близко. Грозные крики наполняли сырой туманный воздух, и вдруг град камней, как дождь, полетел на солдат.
Офицер, что-то крича, махал рукой и куда-то показывал нагайкой.
Залп. Снова град камней. Оглушительный рёв толпы и протяжное, чистое эхо.
К Ефименко, который, не двигаясь, сидел на своей лошади, подскакал офицер.
– Стреляй!.. Стреляй, собака!.. – задыхаясь крикнул он на него нечеловеческим голосом.
– Бог или царь!.. – тихо, едва внятно выговорил сектант.
Офицер хотел что-то крикнуть и вдруг, выхватив револьвер, выстрелил Ефименко в голову.
Лошадь рванулась в сторону, и маленькое трепетавшее тело непокорного казака бессильно упало в холодную грязь.
