– Скука, отче! – говорит Кондратий Трифоныч после взаимныхприветствий.
– Можно молитвою развлечься! – отвечает батюшка, и при этом лицо егоосклабляется.
– Ну вас!
Молчат.
– Сидел-сидел, молчал-молчал, – начинает Кондратий Трифоныч, – индадурость взяла! черт знает чего не передумал! хоть бы ты, что ли, отче, паству-то вразумил!
– Разве предосудительное что заметить изволили? – отвечает батюшка, илицо его выражает жалость, смешанную с испугом.
– Да что! грубят себе поголовно, да и шабаш!
– Непохвально!
– Просто житья от хамов нет!
– В ком же вы наиболее такое настроение замечать изволили, КондратийТрифоныч?
– Во всех! От мала до велика – все грубят! Да как еще грубить-товыучились! Ни слова тебе не говорит – а грубит! служит тебе, каналья, стакан воды подает – а грубит!
Батюшка тоскливо помотал головой и крякнул.
– И во многих такое настроение замечаете? – брякнул он, позабыв, чтоповторяет свой прежний вопрос.
– Да говорят же тебе: во всех! во всех! Ну, слышишь ли ты: во всех! вовсех!
Батюшка слегка привскакнул и откинулся назад, как будто обжегся. Опятьмолчат.
– Что ж это за скука такая! – начинает Кондратий Трифоныч, – закуску, что ли, велеть подать?
– Во благовремении и пища невредительна бывает.
– А не во благовремении как?
Батюшка опять привскакивает и откидывается назад.
– Ну, и сиди не евши: зачем пустяки говоришь!
Молчат.
– Не люблю я, когда ты пустяки мелешь!
Молчат.
– И кого ты этими пустяками удивить хочешь?
Батюшка краснеет, Кондратий Трифоныч тяжко вздыхает и произносит:
– Ох, скука-то, скука-то какая!
– Время неблагопотребное, – рискует батюшка, но тут же обнаруживаетбеспокойство, потому что Кондратий Трифоныч смотрит на него сурово.
– И откуда ты этаким глупым словам научился? говорил бы просто: непотребное время! И не надоело тебе язык-то ломать! – строго говоритКондратий Трифоныч.
Опять водворяется молчание, изредка прерываемое глубокими вздохамиКондратия Трифоныча. Батюшка вынимает платок из кармана и начинает вытиратьим между пальцев.
– Что это я все вздыхаю! что это я все вздыхаю! – произносит КондратийТрифоныч.
– О гресех… – начал было батюшка, но не окончил, а только пискнул.
– Тьфу ты!
Молчат.
– А ты слышал, что Скуракин на днях такого же вот, как ты, попа высек? – спрашивает внезапно Кондратий Трифоныч.
– Сс… стало быть, следствие наряжено?
– Да, брат, тоже вот все говорил: "о гресех" да «благоутробно» – ну, ивысек!
Всю эту историю Кондратий Трифоныч сейчас только что выдумал, иникакого попа Скуракин не сек. Но ему так понравилась его выдумка, что ондаже повеселел.
